– Да, сэр, – ответил я, понимая, что за долгие годы работы Майкрофт Холмс развил интуицию до совершенства. Я сдержался и не стал спрашивать его, где на черепе расположена шишка, отвечающая за такого рода способности.
– А сейчас… – начал было он, но тут раздался звон дверного колокольчика, а затем в дверь забарабанили кулаком. – Что там такое?
– Мистер Холмс! Мистер Холмс! – раздался голос с отчетливым иностранным акцентом.
– Мистер Керем! – воскликнул Холмс, жестом веля мне открыть. – Возьмите свой револьвер, Гатри. Возможно, это ловушка.
Он открыл передо мной дверь кабинета. Я побежал за револьвером, который до сих пор лежал в моем саквояже незаряженный, а затем бросился исполнять его распоряжение.
Халиль Керем стоял на верхней ступеньке лестницы. Пальто его было распахнуто, костюм в беспорядке, волосы мокрые. Я посторонился, пропуская его внутрь.
– Это слишком, – простонал он, вваливаясь в квартиру и еле держась на ногах.
Я положил револьвер в карман и закрыл дверь.
– Что слишком, мистер Керем? – спросил Холмс из-за двери кабинета.
Вместо ответа турок разразился жуткими рыданиями, на какие не способен ни один англичанин или шотландец.
– Полиция… Они нашли брата… Мистер Холмс… Он мертв. Мой брат мертв, – сквозь слезы проговорил он.
Из дневника Филипа Тьерса
Когда я вернулся из психиатрической лечебницы, где передал бумаги сэру Мармиону из рук в руки, то обнаружил, что М. Х. заперся в кабинете с турецким господином, м-ром Керемом, который около часа назад узнал, что полиция нашла в одном из переулков Шордича [13] тело его пропавшего брата. Он не был опознан. Одежду с убитого сняли. На трупе остались явные следы пыток; на плече, кажется, есть татуировка. М-р Керем хочет узнать, та ли это самая татуировка, что была на плече брата, чтобы окончательно удостовериться в его гибели. Я принес в кабинет чай и бренди для М. Х., Г. и турка (хотя м-р Керем – приверженец ислама и не пьет).
Сэр Мармион прислал М. Х. записку. Передам ее, когда появится возможность. Судя по всему, сейчас М. Х. полностью поглощен тем, что утешает м-ра Керема…
Не забыть бы сказать М. Х., что по дороге в лечебницу и обратно за мной все время следили…
Мы втроем сели в кэб Сида Гастингса и отправились в морг лечебницы Сент-Элизабет, куда, по сведениям мистера Керема, отвезли тело его брата. По-прежнему хлестал дождь, выбоины на дороге заполнились водой, и, проезжая по ним, наш кэб поднимал волну, схожую с корабельной.
Мистер Керем немного пришел в себя. Время от времени он вздрагивал, однако перестал рыдать, и я был чрезвычайно рад этому. Думаю, Холмс разделял мои чувства.
– Я попрошу вас вернуться за нами, – сказал Холмс Гастингсу, когда мы остановились у подъезда лечебницы. – Не знаю, как долго мы там пробудем, но, думаю, у вас будет время, чтобы найти паб и перекусить мясным пирогом.
– Спасибо, сэр, – ответил Гастингс. – Через полчаса я снова буду здесь. Вас это устроит?
– Вполне, – кивнул Холмс, выходя из кэба и придерживая дверцу для нас с мистером Керемом.
Мы очутились под сенью просторного колонного портика, служившего некоторой защитой от непогоды.
– Я чувствую себя не в своей тарелке, – признался мне Холмс. – Ведь подобные случаи находятся скорее в компетенции моего брата.
Я согласился с тем, что его брат сталкивается с происшествиями такого рода куда чаще, но добавил:
– Вам тоже опыта не занимать, сэр.
– Вот потому-то я и боюсь, – сухо ответил Холмс, ведя нас за собой.
Санитар, стоявший в дверях, глядел на нас с ненавязчивым любопытством, не понимая, требуется ли нам помощь. Он курил трубку и хотел было вынуть ее изо рта, но Холмс зна́ком попросил его не делать этого.
– Ищете кого-нибудь? – участливо спросил санитар.
– Мы знаем, куда идти, благодарю вас, – ответил Холмс, и мы вошли в здание лечебницы.
Внутри пахло карболкой и тем едва уловимым сладковатым запахом болезни, который свойственен всем лечебницам. Невдалеке помещалась конторка; за ней стоял дежурный служитель, перед которым лежал раскрытая регистрационная книга.
– Добрый день, – произнес Холмс, подходя к конторке. – Я привел сюда мистера Халиля Керема, который полагает, что в вашем морге, возможно, находится тело его брата. Мистер Керем приехал, чтобы опознать его.
Служитель бросил на нас угрюмый взгляд.
– Ничем не могу помочь, – выдал он давно затверженный ответ.
– Насколько я понимаю, дело срочное, – не отступал Холмс.
Служитель делал в книге какие-то пометки.
– Примерно через час приедут полицейские. Можете подождать их здесь, на скамье.
– Разве при опознании непременно должны присутствовать полицейские? – спросил Холмс, отлично зная, что закон этого не требует – нужны были лишь два свидетеля, в качестве которых могли выступить мы с Холмсом.
– Так легче, – сквозь зубы процедил служитель, намереваясь на этом закончить разговор.
– Кому легче? – спросил Холмс, начиная терять терпение.
Служитель не ответил; казалось, он полностью поглощен своей книгой.
Холмс облокотился на конторку и наклонился вперед, ни на йоту не утратив первоначальной учтивости и вовсе не собираясь отрицать полномочия собеседника.
– Любезный, у мистера Керема большая беда. Он приехал в чужую страну в поисках брата. И вот теперь может оказаться, что его брат пал жертвой преступления. У него осталась одна надежда: что полиция ошиблась и тот человек в морге не его брат. Но пока вы не позволите ему – а заодно и нам – взглянуть на тело, мистера Керема будут терзать муки неведения. Ведь сюда не в первый раз приходят опознавать умерших?
Служитель отпрянул назад и натолкнулся на шкаф с документами.
– Полуподвальный этаж. Вторая дверь справа. Идите той лестницей, – проговорил он, указывая рукой налево. – Там есть санитар. Он покажет вам тело.
– Отлично, – ответил Холмс. – Благодарю за помощь.
Служитель кивнул и снова принял важный вид, мы же тем временем направились к лестнице и по низким широким ступеням спустились в полуподвальный этаж. Мне на ум явилась неприятная мысль: я догадался, что спуск сделан пологим, для того чтобы санитарам было удобнее таскать вверх и вниз носилки. В помещении, находившемся за второй дверью справа, воздух был ощутимо холоднее, чем на верхнем этаже; здесь царил резкий, неотступный смрад смерти, который потряс меня именно потому, что я ждал этого.