– Десять заповедей! Только и слышишь об этом, а кто их соблюдает, эти заповеди! Никто! Тот, кто сильнее, все себе загребает, а остальные перебиваются как могут. Друг другу глотку рвем, и никакой гармонии!
Кася только коротко заметила, что в природе никакого равновесия тоже не наблюдалось. Выживал сильнейший, потому что другого выбора не было.
– Думаешь, я слабак, поэтому так и рассуждаю?! – с ноткой легкого завывания в голосе перешел на «ты» мужик.
Кася слегка запаниковала. Такое панибратство означало одно: ее приняли за заслуживающего доверия «другана», и собеседника «понесла косая в щавель». До Москвы осталось десять часов, и пять из них приходились на вечер, который она запланировала провести максимально продуктивно. Но неожиданная откровенность собеседника грозила все свести на «нет».
– Слабость не всегда плохо, иногда лучше быть тростником, чем дубом.
– Что ж, такое сейчас время, – вздохнул сосед, – «безумство храбрых» нынче не в моде. Меня, кстати, Юрием зовут, а тебя?
– Кассия.
– Странное имя, – зевнул он.
– Немного, – согласилась она.
– Так вот, на чем мы остановились?
– На Десяти заповедях, – саркастически заявила она, и вдруг одна странная мысль промелькнула, заставив ее вздрогнуть. А что, если?.. Нет, она ошибалась. Откуда-то издалека доносился голос Юрия, плавно перескочившего от осуждения социума на обсуждение собственной личной жизни с некоей Мариной. На отсутствие внимания на Касином лице он, похоже, уже не обращал никакого внимания. На ее счастье, от словесных и мыслительных усилий Юрий проголодался и предложил закончить такой интересный разговор в вагоне-ресторане. Но Кася сочинила с места в карьер историю про особую диету, которой она вынуждена придерживаться. Юрий поколебался с минуту, но между разговором с Касей и ужином он благоразумно выбрал ужин. А его собеседница с облегчением вздохнула. Ей просто необходимо было проверить только что пришедшую в голову идею. Как ни странно, но сосед со своими рассуждениями о Десяти заповедях навел ее на оригинальную мысль. Конечно, все еще нужно было проверить. Однако история найденыша на табличке очень напоминала другую известную историю. И героем этой истории был ни много ни мало библейский пророк и законодатель Моисей.
Гипотеза была вполне вероятной. И самое интересное, само имя Моисей, согласно Иосифу Флавию, было египетским и состояло из двух слов: «вода» и «спасенный». И, если верить переводу Алешиного друга, героя текста таблички звали «найденным в воде». Неужели археологи нашли какой-то параллельный библейской Книге Исхода текст? Нечто вроде папирусов Мертвого моря? А вдруг нераскопанная часть кургана содержала много таких табличек? И все уничтожил взрыв! Касе стало не по себе. Кто-то по злому умыслу или по глупости уничтожил то, что могло стать открытием века! Впрочем, она тут же себя успокоила. Никакого смысла выходить из себя не было. Вполне может быть, что табличек было всего лишь две, и ничего, указывающего на присутствие каменной библиотеки, вокруг не было. Кася напрягла память. Вспомнила легендарную историю про мальчика, родившегося в черную эпоху, когда фараон приказал утопить в Ниле всех новорожденных младенцев. Отчаянный жест матери, оставившей ребенка в просмоленной корзине из тростника на берегу Нила. Но мальчику не суждено было погибнуть: дочь фараона нашла младенца и вырастила как собственного сына. Потом было обучение «всей мудрости египетской», высокое положение при дворе, изгнание и, наконец, встреча с Богом. Так для Моисея и его народа начался путь невероятно трудный, полный испытаний. Они вступили на дорогу длиной в сорок лет до земли обетованной, попасть на которую Моисею было не суждено. Когда Кася впервые прочитала библейскую историю о таком чудесном договоре человека и Бога, ей стало грустно. Моисей, вопреки всем препятствиям, и физическим и моральным страданиям, оставался верен своему слову. Но суровый Бог Ветхого Завета так до конца и не простил простых сомнений. Она не понимала, за что был наказан Моисей? Он, выведший свой народ из рабства, сделавший его избранным, создавший новую религию и возвестивший будущее колен Израилевых, умер на пороге своей мечты. Только увидел «всю землю Галаад до самого Дана» – и умер. «Погребен на долине в земле Моавитской против Беф-Фагора, и никто не знает места погребения его даже до сего дня». История, что нет пророка в своем отечестве, повторялась с завидной регулярностью с древних времен.
Время Исхода традиционно относили к времени правления Рамзеса II. Этот фараон был по-настоящему выдающимся. Это была эпоха расцвета Древнего Египта, когда были построены самые знаменитые памятники: Абу Симбел, Люксор, знаменитый обелиск, который теперь украшал площадь Конкорда в Париже. Это был великий правитель, достойный противник библейского Моисея. И их борьба приобретала все черты схватки титанов. Однако археология была наукой вредной и неверующей. И в археологических слоях, относившихся к периоду правления Рамзеса II, никаких следов рабов-иудеев найдено не было. Поэтому вопрос был решен легко: все истории о Моисее и происхождении евреев – мифы, и нечего искать научного подтверждения легендарным сказкам.
На память ей пришел известный силлогизм, который так любили повторять преподаватели на уроке философии. Логическая последовательность гласила, что каждый человек – смертен. Сократ – человек, значит, он смертен. Проблема была в том, что продолжение могло быть самым неожиданным и откровенно дебильным: кот – смертен, Сократ – тоже; следовательно, Сократ – это кот. Понятно было, что изобретателям искусственного разума было не до отдыха с подобными особенностями человеческого мышления. Только опыт, сын ошибок трудных, мог помочь человеку понять, что Сократ не может быть котом, а как объяснить машине? Вообще-то в логике еще нужно было отделять причины от следствий. Вдруг странная мысль пронзила мозг. Она резко, словно под действием электрошокера, выпрямилась. Главное – не перепутать причины и следствия! А ведь именно это она упорно отказывалась понять. Причины и следствия! То, что она принимала за причины, было следствием, и наоборот.
Она начала осторожно, боясь спугнуть появившуюся идею, прокручивать в уме: если предположить, что найденыш из текста на пергаменте был Моисеем, тогда таблички из неизвестного камня-металла вполне могли оказаться… У нее никак не получалось сформулировать вертевшуюся на кончике языка мысль. Наконец она решилась: если «найденный в воде» был Моисеем, тогда таблички вполне могли оказаться частью пропавших при разрушении храма Соломона Скрижалей Завета.
* * *
Египет, 1639 г. до н. э.,
время правления последнего фараона
XIII династии Тутимайоса
Менна сегодня был осторожнее обычного. И задача, которая ему предстояла, была куда сложнее каждодневных. Им предстояло проникнуть в самую древнюю пирамиду Саккары, пирамиду начала начал. Она отличалась от всех своей странной формой. Словно кто-то решил создать гигантские ступеньки, по которым душа умершего поднялась в небо. Эту пирамиду никто раньше не трогал. Говорили, что на ней лежит самое сильное заклятие. Но Предводитель, от имени которого Менна руководил бандой, приказал пробраться именно в эту пирамиду. Кем был их Предводитель, Менна не знал. Каждый раз этот человек появлялся на встречи с ним закутанным с головы до ног. Но с тех пор, как он вступил в эту банду, он ни разу не пожалел. Раньше Менна был солдатом, и он не видел никакой разницы: погибнуть на поле боя или от руки стражников. Но зато пока он мог жить в собственное удовольствие. Еще совсем недавно он думал, как дотянуть до выплаты жалованья. Тем более что в последнее время жалованье все чаще задерживали и под любым предлогом не давали. Всем было известно, что казна пуста, люди голодают, но ничто не интересовало Сына Бога в его позолоченном дворце. Поэтому Менну нисколько не мучили угрызения совести. Мертвым не нужны были все эти драгоценности, зато живых они могли спасти от голода.