– Миша, голубчик, загримируй меня!
– Кем тебя загримировать? – нисколько не удивился он такой просьбе.
– Кем хочешь, лишь бы меня никто не узнал.
– Пожалуйста, ничего не стоит.
К вечеру я уже был ярким блондином с пышными усами и бородкой клинышком. Я так осмелел, что отправился на многолюдную Петропавловскую улицу, где в вечерние часы обычно прохаживался, заложив руки за спину, сам инспектор. И повстречал его, как только сделал несколько шагов среди нарядной публики. Но он едва скользнул по мне взглядом. И вообще никто не обращал на меня внимания, даже знакомые. Лишь двое подвыпивших шалопаев в студенческих тужурках загородили дорогу и принялись разглядывать меня, как какой-то музейный экспонат. Один сказал:
– Как ты думаешь, что это за гибрид?
Другой с видом знатока ответил:
– Это помесь lacerta и arvicola terrestris [36] . Довольно редкостный экземпляр.
Следующие два дня я потратил на то, что прохаживался около металлургического завода в надежде увидеть Ильку. «Должен же он появиться наконец, коль работает на заводе», – рассуждал я. Завод поглощал и выбрасывал сотни рабочих, а Ильки все не было. Показался он только на третий день. В синей блузе, с увязанным в красный платочек завтраком в руке, – ни дать ни взять настоящий рабочий, – он шел прямо на меня. По всем правилам конспирации я сделал вид, будто всматриваюсь куда-то вдаль, то ли в кувыркавшихся в небе голубей, то ли в бумажного с трещоткой змея, а сам настороженно ждал, когда Илька поравняется со мной, чтоб подмигнуть ему и шепнуть два слова. Но ни подмигнуть, ни шепнуть я не успел. Поравнявшись, Илька сказал: «Ну и дурак!» – и прошел дальше тем же ровным шагом к заводской проходной.
Некоторое время я стоял с раскрытым ртом. Потом меня охватила досада: там – «гибрид», здесь – «дурак». Что же это в самом деле! Я забрался в чей-то палисадник, стащил с головы парик, сорвал усы с бородой и зашагал домой.
Ночью, когда я, растревоженный, ворочался в постели, в окно осторожно постучали. «Илька!» – с радостью и смущением догадался я и, в чем был, выскочил на улицу. Так и есть: в темноте, под акацией, еще не обронившей листвы, стоял мой приятель.
– Пойди оденься, конспиратор, – буркнул он.
«Конечно, сейчас он устроит мне баню. Но за что, за что?» – думал я, наскоро одеваясь.
Мы зашли в наш двор и уселись в сарайчике на пиленых дровах.
– У тебя как, варит котелок? – начал Илька. – Натянул парик, приклеил бороду – и ну вышагивать у самой проходной. И хоть бы ночью, а то днем, когда последнему дураку видно, что борода фальшивая. Я еще не успел дойти до завода, как меня наши предупредили: держи курс на зюйд-вест – около завода бродит переодетый шпик. Два дня я от «шпика» прятался, а на третий, когда издали увидел, что за скелет прицепил себе бороду, сразу догадался: да это ж мой дорогой Мимоходенко желает встретиться со мной и выказывает чудеса конспирации. Эх ты!
Илька презрительно сплюнул.
Я виновато молчал.
– Ну ладно, – примирительно сказал он, – говори, зачем я тебе понадобился.
Тут я обрел наконец голос:
– Как – зачем? Ведь ты же сам говорил, что я пригожусь вам в деревне. Вот я и решил разыскать тебя и сказать, в какую именно деревню меня назначили. Я хотел сделать как лучше, а ты ругаешься.
– А в какую ж тебя назначили?
– В Новосергеевку, десять верст от города.
– Гм… Десять верст… С одной стороны, будто дело подходящее, а с другой… Гм… Ты там уже был?
– Был.
– Ну и как?
– Что – как?
– Ну какой там народ, много ли бедняков, есть ли батраки, в какую сторону смотрят, о чем толкуют?
– Да я там и часа не пробыл. Откуда мне все это знать?
– Кому интересно, тот и за час все узнает. Как же тебя не ругать! Ну, а почему ты был там только час?
Когда я все рассказал, Илька задумался:
– Так, говоришь, крыши железом крыты? И дома кирпичные?
– Есть и мазанки, крытые соломой. Но кирпичных домов больше.
– Так, так… Значит, есть и богачи, и бедняки, и батраки. Добре, Митя, я завтра опять к тебе заверну, и тогда уж получишь полную инструкцию действий, а теперь пойду. Как бы, сволочи, не выследили… Работает у нас в заводе один подозрительный тип, – что-то он стал присматриваться ко мне. – У калитки Илька обнял меня и неожиданно ласково сказал: – Не серчай, Митюшенька, ты же знаешь, я тебя люблю, как брата родного. А что поругал, так это у меня такой характер. Кстати, ты не заметил, есть в вашей деревне бакалейная лавочка?
– Не обратил внимания.
– Жаль. Ну ладно, до послезавтра.
«Зачем ему лавочка понадобилась? – думал я, ложась спать. – Этот Илька всегда загадки загадывает. Да еще говорит «кстати». При чем тут «кстати»? Лишь бы запутать».
В назначенное время мы опять встретились и уселись в сарайчике на пиленых дровах.
– Значит, так: лавочки в вашей деревне нет. До города рукой подать – так все делают закупки здесь. Нет лавочки, – решительно повторил Илька и прихлопнул ладонью по колену, будто от удовольствия.
– Откуда ты знаешь? – удивился я.
– Подумаешь, трудная задача! Новосергеевские каждый день на базаре. Спросил одного, другого – они и открыли мне эту военную тайну. Так-то, брат.
– Да что ты все о лавочке?
– А то, что хоть ее нет, но она будет. И вот тебе наша инструкция: вступай ты с лавочником в непримиримую вражду. Уличай его в том, что он сбывает гнилой товар, продает ученикам тетради из паршивой бумаги, разбавляет чернила водой, – словом, наживается, подлец. Заглянет урядник – жалуйся на него уряднику, наедет старшина – жалуйся старшине. Пусть все начальство, все богатеи знают, какой паук свил в лавочке паутину.
– И это все?
– Покуда все. В свое время получишь новую инструкцию, а теперь езжай в свою деревню и принимайся учить ребят уму-разуму.
Илька встал, намереваясь уйти, но я его задержал:
– Подожди, я не понимаю. Выходит, вся надежда на начальство и богатеев: это они должны укротить лавочника-обдиралу? Это к ним я должен обращаться за справедливостью? По-моему, партия так вопрос ставить не может. Тут что-то не так.
– Гм… А ты, брат, соображать стал. Конечно, партия рабочего класса за справедливостью к начальству и богатеям не пойдет. Но ты все-таки делай так, как я сказал. В свое время поймешь, где собака зарыта. Ну, будь здоров. Меня не ищи: надо будет, я сам тебя найду.
Илька ушел, и я вдруг почувствовал, что совершенно не в состоянии сидеть сложа руки в ожидании подводы. «Завтра же вернусь в деревню, – решил я, хотя и не знал, чем заняться в школе, пока ребята пасут гусей. – Э, там видно будет!»