— Но об этом упоминали «Новости велосипедиста».
22 АПРЕЛЯ.
Недавно стал замечать, что Кэрри все трет себе ногти какой-то штучкой, и на мой вопрос, что это означает, она ответила:
— Ах, я маникюром увлеклась. Это теперь крик моды.
Я сказал:
— И разумеется, тебе это внушила миссис Джеймс.
Кэрри засмеялась и ответила:
— Ну да, но нынче это каждый знает.
Уж лучше бы миссис Джеймс совсем не заявлялась в этот дом. Как приедет, вечно засоряет голову Кэрри каким-то новомодным вздором. Скоро, прямотоки уверен, я ей объявлю, что более не желаю ее видеть. Уверен, это она подучила Кэрри писать белыми чернилами по серой бумаге. Вот нелепость!
23 АПРЕЛЯ.
Получили письмо от миссис Лапкин из Саутенда, в котором она сообщила расписание субботних поездов и выразила надежду, что мы сдержим свое обещание у нее погостить. Оканчивалось письмо следующими словами: «Вы можете приехать и остановиться в нашем доме; цену мы вам назначим вдвое меньше, чем в Королевской гостинице, а вид от нас ничуть не хуже». Тут только глянул я на адрес вверху почтового листка и обнаружил: «Семейный пансион Лапкинов».
Я написал в ответ, что мы принуждены «отклонить столь любезное приглашение». Кэрри сказала, что вышло очень едко и прямо в точку.
Да, кстати, впредь никогда не буду вечером выбирать расцветку ткани. Заказал у Эдварда новый костюм для сада, расцветку выбирал при газовом свете, и мне казалось, что я выбрал благородный цвет: перец с солью плюс белые продольные полоски. Сегодня мне прислали этот костюм домой и, к своему ужасу, я обнаружил, что у него просто кричащая расцветка. Все такое зеленое-зеленое, и вдоль ярко-ярко желтые полоски.
Примеривая пиджак, я с досадой обнаружил, что Кэрри хмыкает. Она спросила:
— Какую, говоришь, ты расцветку заказал?
Я отвечал:
— Перец с солью.
Кэрри сказала:
— А получилось скорей похоже на горчицу, если хочешь знать.
Встречаю Тедди Финсуорта, своего однокашника. Приятный тихий ужин у его дяди, омраченный лишь несколькими моими промахами в связи с картинами мистера Финсуорта. Разговор о снах.
27 АПРЕЛЯ.
Дольше обыкновенного задержался на службе, и когда спешил домой, некто остановил меня со словами: «Привет! Знакомое лицо!». Я ответил вежливо: «Очень возможно; многие знают меня, хотя мне иные из них и незнакомы». Он ответил: «Но меня-то ты знаешь — я Тедди Финсуорт». И в самом деле. Мы с ним учились вместе в школе. Я не видал его сто лет. Не удивительно, что не узнал! В школе он был по крайней мере на голову меня выше; теперь я по крайней мере на голову выше его, и у него густая борода, почти совсем седая. Он настоял на том, чтоб я с ним выпил по рюмочке (чего я никогда не делаю), и сообщил, что живет в Миддлсборо и служит там заместителем представителя чего-то, одним словом, важная шишка. Он присовокупил, что на несколько дней остановился в Лондоне у дяди своего, мистера Эдгара Пола Финсуорта (фирма «Финсуорт и Палтуелл»). Он меня уверил, что дядя будет очень рад видеть меня, а у него прелестный дом, Уотни-Лодж, всего в нескольких шагах от Масуел-хилл-стейшн. Я дал ему наш адрес, и мы расстались.
Вечером, к моему удивлению, он явился с весьма любезным письмом от мистера Финсуорта, в котором сообщалось, что если мы (включая Кэрри) отобедаем с ними завтра (в воскресенье) в два часа пополудни, он будет в восхищении. Кэрри идти не хотела; но Тедди Финсуорт так наседал на нас, что мы согласились. Кэрри послала Сару к мяснику, чтобы отменить половину бараньей ноги, заказанную назавтра.
28 АПРЕЛЯ.
Воскресенье. Уотни-Лодж оказался куда дальше, чем мы ожидали, и мы прибыли, когда часы уже пробили два, оба запыхавшиеся и смущенные. В довершение этих бед навстречу нам выскочил большущий пес колли. Он громко лаял и прыгал на Кэрри, обляпывая грязью светлую юбку, которую она в первый раз надела. Тедди Финсуорт вышел и, извинившись перед нами, урезонил пса. Нас ввели в изящно обставленную гостиную. Там было множество безделушек, по стенам висели тарелочки. Были беленькие стульчики с разными картинками; и еще было большое банджо, расписанное одной из племянниц Пола Финсуорта, кузиной Тедди.
Мистер Пол Финсуорт, в летах, почтенного вида господин, был весьма любезен с Кэрри. По стенам были еще во множестве развешаны акварельки, по большей части виды Индии — чрезвычайно яркие. Мистер Финсуорт сообщил, что писаны они «Симпзом», и добавил, что сам он лично в живописи не знаток, но знает из надежного источника, что пейзажи эти стоят сотни фунтов, хоть он уплатил по несколько шиллингов за штуку, включая рамы, приобретя их на развале по соседству.
Тут же был и большой портрет в весьма красивой раме, выполненный цветными карандашами. Изображен был некто, похожий на духовную особу. Меня буквально поразило кружевное жабо, ну совсем как настоящее, но я, к сожалению, заметил, что в выражении лица особы есть что-то не совсем приятное. Какое-то оно натянутое. Мистер Финсуорт отозвался печально:
— Да, портрет писан после смерти — это сестра моей супруги.
Я готов был сквозь землю провалиться, я поклонился, извиняясь, и шепотом сказал, что, надеюсь, не оскорбил его чувств. Несколько минут мы молча простояли перед портретом, а потом мистер Финсуорт вынул носовой платок и сказал:
— Еще прошлым летом она здесь сидела в саду, — и громко высморкался.
Он, кажется, совсем расстроился, и я, ища, на чем бы остановить взгляд, высмотрел портрет веселого пожилого господина с красной физиономией и в соломенной шляпе. Я сказал мистеру Финсуорту:
— Кто этот весельчак? Вот уж его-то жизнь, по-видимому, не очень печалит.
Мистер Финсуорт ответил:
— Да, теперь уж не печалит. Он тоже умер. Это мой брат.
Я был просто в ужасе от собственной неловкости. К счастью, в эту минуту вошли Кэрри и миссис Финсуорт, которая ее водила наверх, дабы она могла там снять чепчик и почистить юбку. Тедди сказал:
— Скор опаздывает.
Но в ту же минуту означенный господин явился, и я был ему представлен. Тедди спросил меня:
— Вы знаете мистера Скора?
Я ответил с улыбкой, что покуда не имел удовольствия, но надеюсь скоро узнать мистера Скора. Кажется, он не понял моей тонкой шутки, хоть я повторил её дважды, усмехаясь притом.
Он тоже умер
Вдруг я вспомнил, что сегодня воскресенье, и решил, что мистер Скор человек строгих правил.
В этом я ошибся, ибо в его поведении после обеда никакой строгости не наблюдалось. Я даже устыдился одного его замечания и улучил минуту, чтоб спросить у миссис Финсуорт, не находит ли она шутки мистера Скора несколько рискованными. К удивлению моему, она ответила: