— Митра, помоги! Не ради меня, ради товарищей! — взмолился Ромул и, глянув на Сабина с Паулом, бросил: — Готовы?
Оба решительно кивнули.
— Если окликнут — ни слова, — предостерег их Ромул. — Не останавливаться, идти вперед.
Повернувшись прямо к Петрею, юноша припустил что было мочи. Через двадцать шагов друзья уже догнали нумидийскую конницу — образец сумбура по сравнению с римской когортой. Новоприбывшие всадники пробирались в первые ряды, то и дело обмениваясь тычками и шутками с теми, кто только что вернулся. Кто-то осматривал копыта коня, кто-то мочился, отовсюду неслись крики и приветствия, ходили по рукам бурдюки с водой. Легионеров никто не замечал.
— Шагом, — прошипел Ромул. — Смешаться с толпой.
Вся троица тут же замедлила бег, перешла на шаг. Загорелые, потные и окровавленные, в туниках, похожих на нумидийские, друзья почти не отличались от прочих. Вдруг Ромул опустил глаза — гладиусы! Мечи выдают их с головой! Его сковал страх, однако юноша велел себе не останавливаться. Никто не смотрит. Никто не заметит.
Он оказался прав. Пока они пробирались сквозь бестолковое сборище людей и коней, никто не заступил им путь. Кто-то из нумидийцев даже кивнул Ромулу. Тот что-то бормотнул и, не оглядываясь, пошел дальше, не дожидаясь вопросов. Через миг троица уже подходила к задним рядам, где вокруг Петрея теснились верхом командиры и стражники. Здесь все было по-иному.
— К нему не по добраться, — процедил Ромул углом рта. — Телохранители начеку. Копье на таком расстоянии добросите?
Сабин молча покачал головой.
— Только не я, — мрачно отозвался Паул.
Ромул судорожно вздохнул.
— Значит, дело за тобой, — решил Паул. — Стражников мы берем на себя. Успеешь прицелиться.
Ромул пересчитал дротики: у них с Паулом по два, у Сабина три. Всего семь. Мало, но что поделаешь. Юноша перевел взгляд на всадников вокруг Петрея, и его решимость едва не поколебалась.
— Не раскисать, велел он себе, выбираясь на открытое место и стараясь не поддаться страху.
Сабин с Паулом, маячившие за плечом каждый со своей стороны, приготовили дротики.
Петрей стоял так близко, что Ромул почти слышал его слова. Отведя правую руку, юноша прицелился командующему в грудь: золоченый панцирь на таком расстоянии не помеха, железный наконечник пробьет его без труда.
Стражник, стоящий в десяти шагах, скользнул по троице небрежным взглядом и вдруг насторожился: что-то в этих ребятах не так. Глянув внимательнее, он тут же раскрыл рот, однако выкрикнуть не успел: копье Паула пронзило ему грудь, телохранитель без звука свалился с лошади. Его сосед удивленно оглянулся, тут же заметил торчащий из груди товарища дротик и троих оборванцев и, разразившись громким кличем, занес копье для удара.
— Скорее! — крикнул Сабин.
События замелькали с удвоенной быстротой.
Первый дротик Ромул метнул в одного из командиров рядом с Петреем. Нумидиец, попытавшийся было направить коня на Ромула, через миг уже был на земле с копьем в животе. Петрей обернулся, вмиг оценил положение и с искаженным от страха и ярости лицом поворотил коня прочь. Ромул выругался: командующему армией Помпея собственная шкура была явно дороже, чем схватка с врагом.
Занеся для удара второй дротик, Ромул услышал удивленный выдох Паула и, глянув назад, в ужасе увидел копье, торчащее из правого бока легионера. Не встретив на своем пути кольчуги, наконечник скользнул по ребрам и пронзил легкое. Рана была явно смертельной: с губ Паула уже стекала пенная струйка крови.
Солдат еще нашел в себе силы кивнуть на Петрея — и тут же рухнул наземь.
Ромул обернулся. Петрей в сопровождении двух стражников уже скакал прочь. Бить по движущейся мишени, да еще в окружении снующих рядом нумидийцев? Ромул вдохнул поглубже. Надо бить, иначе все их усилия ни к чему и Паул погиб зря. Занеся руку, юноша метнул копье ввысь, поверх голов командиров и стражников. Стремительное, как пущенная из лука стрела, оно описало в воздухе дугу и на излете ударило Петрея в левое плечо. Командующего отбросило влево, однако он удержался в седле; его тут же подхватил телохранитель, и кони галопом умчались прочь.
Ромул бессильно выдохнул. Ничего не вышло. От такой раны Петрей не умрет.
Где-то рядом свистнул меч, раздался окрик:
— Римское дерьмо!
Ромул пригнулся: меч едва не задел его шею. Отступив на шаг, юноша выхватил из ножен гладиус, отбил следующий удар и еще один, однако противник бил с седла, защищаться было трудно. Нумидиец вновь замахнулся — и Ромул, метнувшись вбок, вонзил меч нумидийцу в бедро. Тот глухо взвыл и рухнул на землю.
Ромул огляделся. Со всех сторон его окружали оскаленные рты и искаженные яростью лица.
Куда подевался Сабин?
Тарквиний остановился на перекрестке. Северо-италийская местность, удаленная от городской суеты, в рассветных лучах становилась все привычнее. Здешнюю землю гаруспик знал лучше, чем любые дороги мира. Двадцать четыре года назад в этом самом месте он в последний раз оглянулся на латифундию, которую считал своим домом. Сколько он с тех пор повидал, где только не странствовал…
На него вдруг навалился груз прожитых лет и усталости, однако через миг сумрачный настрой растаял. Ведь именно в здешних местах гаруспик знавал счастливые времена. В десяти милях отсюда родители возделывали землю, на покрытых облаками вершинах Олиний учил его искусству предсказывать будущее. Здесь лежат и руины Фалерии — древнего этрусского города. Воспоминания о нем преследовали Тарквиния неотступно, как и жажда взойти еще раз на вершину горы, вознесенную над окрестными землями. Может быть, в священной пещере, где закончилось его обучение, боги наконец откроют ему цель дальнейшего пути. Фабиоле под защитой Антония ничего не грозит, она не испугалась даже жрицы Орка. О Ромуле ничего не известно. Грозовые тучи, клубящиеся над Римом, по-прежнему не уходят из видений.
Гаруспик в конце концов подчинился наитию.
Путь домой занял неделю.
Дорога бежала между Вадимонским озером и низкой стеной, ограждающей поместье. За пустыми полями и оливковыми рощами виднелась просторная вилла, дальше угадывались лачуги рабов и убогие жилища кабальных крестьян. Гаруспик, давно смирившийся с безжалостным бегом времени, все же втайне ожидал увидеть родителей живыми, хотя и понимал всю призрачность надежд. Сергия, его отца, вино наверняка сгубило вскоре после ухода Тарквиния, мать даже в те годы уже была измучена многолетним непосильным трудом. Скорее всего, они давно похоронены на заброшенном каменистом кладбище где-нибудь за поместьем. Правда, им как чистокровным этрускам полагалось бы лежать в городе гробниц неподалеку от руин Фалерии, но вряд ли кто-то вспомнил про такую честь. К тому же местные предпочитали держаться подальше от горы, чтобы не набрести на злых духов, которые там, по слухам, обитали.