В коридоре послышался стук подошв, подбитых гвоздями, после чего дверь открылась, пропустив в комнату холодный воздух. И Брута. Его обычно веселое лицо было мрачным.
— Милый! — торопясь к нему навстречу, воскликнула Фабиола. — Что случилось?
— Проклятые оптиматы снова обратились к Сенату с требованием, чтобы Цезарь распустил свои легионы к марту! — злобно ответил Брут.
Фабиола взяла его за руку.
— Но у Антония и Лонгина есть право вето.
Брут испустил гневный смешок.
— Их там не было.
Фабиола наморщила лоб.
— Не понимаю…
— Негодяи оптиматы предупредили обоих трибунов, чтобы они не приходили в Сенат. «Ради их собственного блага». Антоний и Лонгин были вынуждены бежать из города вместе с Курионом, переодевшись рабами! После этого голосование прошло как по маслу. — Брут кипел от гнева. — И эти люди смеют обвинять Цезаря в беззакониях! — Он умолк и начал расхаживать по комнате, как тигр в клетке.
Какое-то время Фабиола следила за ним молча.
— Что сделает Цезарь? — наконец спросила она, заранее зная ответ.
— А ты как думаешь? — бросил Брут.
Фабиола едва не отпрянула.
Его лицо тут же смягчилось.
— Извини, милая. Но Цезарь объявлен врагом Республики. Ему приказано сдаться Сенату и заранее согласиться со всеми последствиями.
— Конечно, он этого не сделает? — спросила она.
Брут с жаром замотал головой.
— Значит, он перейдет Рубикон? — еле слышно промолвила Фабиола.
— Да! — воскликнул Брут. — Сегодня же! Тринадцатый легион уже стоит на берегу и начнет переправу, как только прибудет Цезарь.
— Так быстро? — Фабиола с испугом посмотрела на своего возлюбленного и убедилась, что он не шутит. — А где же силы Помпея?
Брут по-волчьи улыбнулся.
— У этого болвана здесь никого нет, а гарнизоны Арминиума и других ближайших городов получили щедрую взятку.
Фабиола ощутила облегчение. В ближайшее время кровопролития не будет.
— Каковы его планы?
— Ты же знаешь Цезаря, — подмигнув, ответил Брут. — Он на полдороге не останавливается.
— Рим? — побледнела Фабиола.
Брут только улыбнулся в ответ.
Она чуть не потеряла сознание. Такого никто не ожидал. Хотя здесь, в Равенне, находились не все силы Цезаря, его закаленная в боях армия была самой сильной в истории Республики. Но когда Помпей соберет свои легионы, его армия будет намного больше. Неминуемое столкновение двух лидеров, каждый из которых стремился к неограниченной власти, должно было губительно сказаться на демократии и правах простых граждан. Почему дела приняли такой оборот?
— А мы? — спросила она.
— Теперь Цезарь нуждается в поддержке, как никогда раньше. — Улыбка Брута вновь стала гневной. — Мы идем с ним.
У Фабиолы гулко забилось сердце. К страху примешивалось странное возбуждение. Она станет свидетельницей того, как римский полководец совершит неслыханную государственную измену.
Перейдет Рубикон с оружием в руках.
Фабиола ощутила священный ужас. Друид был прав. Если бы старик успел рассказать о судьбе Ромула, с болью в сердце подумала она.
— Скоро ты все услышишь сама, — сказал Брут.
Фабиола бросила на него вопросительный взгляд.
— Цезарь устраивает пир. Мы приглашены.
— А разве он не станет встречаться со своими офицерами? — спросила сбитая с толку молодая женщина.
— Совсем наоборот. Пир перед битвой — лучшая политика. — Брут засмеялся. — Только не вздумай спрашивать его про Герговию!
Фабиола хихикнула, но тут же стала серьезной.
— Не беспокойся, милый. Я больше никогда не подведу тебя.
— Знаю. — Брут подошел вплотную и посмотрел ей в глаза. — Я доверяю тебе, как никому другому.
Его слова согрели Фабиоле душу. Это означало, что Брут предан ей больше, чем Цезарю. Одна важная битва была уже выиграна.
Для Фабиолы она значила больше, чем все предстоящие.
* * *
Фабиола давно перестала стесняться, когда ее представляли аристократам. Тем более что практически всем коллегам Брута теперь стала известна ее история. Брут об этом не знал, но кое-кто из них был клиентом Лупанария. Впрочем, римляне терпимо относились к вольноотпущенникам, что сильно облегчало Фабиоле жизнь. Для офицеров, с которыми встречалась Фабиола, она была красивой и умной молодой женщиной, которую очень ценил Брут. Она подозревала, что некоторые из них ему завидовали и хотели бы, чтобы Фабиола принадлежала им.
В тот вечер старая выучка очень ей пригодилась. Когда Фабиолу представляли Лонгину, одному из новых трибунов, она так нервничала, что ощутила приступ тошноты, но сумела сдержаться. Лонгин, прибывший вместе с Антонием и Курием всего несколько часов назад, принес вести о том, что собирается делать Сенат. Но Фабиолу больше интересовало другое. Этот офицер сражался при Каррах, но сохранил честь и сумел увести с поля боя своих уцелевших легионеров. Именно он принес в Рим весть о страшном поражении. Это значило бередить старую рану, но Фабиоле хотелось расспросить Лонгина не о предстоящей гражданской войне, а о том, что случилось в Парфии. Как только он появился, в ней воскресла надежда на то, что Ромул жив.
Лонгин удивился.
— Почему тебя интересует это огненное пекло? — Его покрытое шрамами лицо омрачилось. — Я стараюсь не вспоминать о нем.
Фабиола быстро оглянулась, убедилась, что Брут за ней не следит, и решила прибегнуть к лести, которая действовала на мужчин безотказно.
— Лонгин, к чему эта излишняя скромность? — промурлыкала она. — Мне говорили, что если бы при Каррах командовал ты, исход битвы был бы совершенно другим.
Грубоватое лицо Лонгина слегка смягчилось.
— Не уверен, — возразил он. — Но в тот день Красс действительно не послушался моего совета.
Она понимающе кивнула.
— Это действительно было так ужасно?
— Госпожа, ты и представить себе не можешь, что там творилось, — нахмурился Лонгин. — От горизонта до горизонта один песок. Жарче, чем в Гадесе. Еды мало, а воды вообще нет. — Он вздохнул. — А еще эти проклятые парфяне. По большей части малорослые, но, клянусь богами, ездят верхом и стреляют из луков они отменно. Простые легионеры не могут с ними сражаться. — Его лицо потемнело. — А благодаря предательству наших так называемых союзников-набатеев мы остались почти без кавалерии.
— Говорят, это самая большая ошибка Красса, — выпалила Фабиола, — то, что у него не было надежной кавалерии!
Лонгин посмотрел на нее с уважением, и это обрадовало Фабиолу. Конечно, он не догадывался, что она повторила слова Брута.