Все тело Ромула покрылось холодным потом; глаза резко раскрылись. Образы были настолько яркими, что казалось — он видит все это наяву. Неужели Митра продолжал жестоко забавляться с ним? Был ли это всего лишь сон? Или в Риме действительно происходил мятеж?
Тут он почувствовал поблизости движение и напрягся.
Это был не Бренн — галл все так же лежал на своем месте и крепко спал.
Осторожно, стараясь не глядеть на огонь, чтобы не утратить возможности видеть в темноте, Ромул повернул голову. И это почти неуловимое движение спасло ему жизнь. Оптат прыгнул издалека, свалился на него и попытался ударить в лицо стрелой. Ромул рефлекторным движением схватил громадного ветерана за руки, и они покатились по земле: один пытался ткнуть другого стрелой, а тот — вырвать у него оружие.
И вдруг Ромул разглядел в звездном свете, что зазубренный наконечник стрелы покрыт темной пленкой. Его горло стиснула хватка ужаса. Это была отравленная скифская стрела. И Оптат был куда сильнее, чем он.
Рим, зима 53/52 г. до н. э.
Презрительно ухмылявшиеся фугитиварии подошли ближе.
Секст бросился вперед, пытаясь достать одного из них копьем. Но попытка не удалась: он получил удар мечом и едва не лишился руки. Повторение было слишком рискованным, поэтому они с Фабиолой встали спиной к спине. Однако это мало что изменило. Враги тут же окружили их.
У Фабиолы упало сердце. Узкая улица была пустынна. Но даже если бы кто-то оказался рядом, то вряд ли стал бы связываться с решительно настроенными плебеями. В Риме больше не было официальной власти, способной поддерживать порядок. Это доказал мятеж, поднятый на Форуме. Фабиола выругалась про себя. О чем она думала, покинув крепкие стены своего дома и выйдя на улицу? Сцевола, затаивший злобу за унижение, вряд ли помилует ее. А бежать некуда.
Но она и не собиралась бежать. Это участь трусов.
Внезапно головорезы пошли в атаку — и все кончилось. Фабиола сумела вонзить кинжал в бедро одному из них, а Секст — перерезать горло другому. Однако оставшиеся повалили их на землю и принялись избивать. Фабиола попыталась встать, но получила удар по голове рукояткой меча и рухнула, едва не потеряв сознания. Сексту повезло меньше: его зверски избили, а потом связали, как курицу перед отправкой в горшок. Но убивать не стали. Сцевола заметил, как умело этот раб обращался с оружием. Куда выгоднее было продать его в школу гладиаторов.
Фугитиварии сгрудились вокруг Фабиолы, алчно глядя на нее.
— Взять ее! — велел Сцевола.
Приказ был выполнен тут же. Сильные руки подхватили Фабиолу, и она повисла между двумя верзилами. Ее голова упала набок, длинные черные пряди свесились на лицо.
Вожак фугитивариев схватил ее за волосы, сильно дернул и заставил поднять голову.
Фабиола застонала от боли и открыла глаза.
— Вот мы и встретились, госпожа, — с насмешливой улыбкой сказал Сцевола. — А твоего любовника здесь нет. Он не сможет защитить тебя.
Фабиола смерила его взглядом, полным крайнего презрения.
— И в латифундии его тоже не было, — с огорчением продолжил фугитиварии. — Мы пришли за вами обоими на следующий день после того, как ты отправилась в Рим. Правда, парни?
Парни пробормотали что-то утвердительное.
Сцевола посмотрел в широко раскрытые глаза Фабиолы и хищно улыбнулся.
— Я предупреждал тебя, правда? Никто не может перечить мне безнаказанно.
Фабиола постаралась изо всех сил, чтобы ее голос не дрогнул.
— Что ты сделал?
— Напал перед рассветом. Это самое лучшее время, — с удовольствием ответил он. — Убил твоих ручных гладиаторов. Сжег постройки и забрал рабов, чтобы продать. Но приятнее всего было вернуть беглеца, за которым я гнался. Конечно, его пришлось наказать. — Последовала пауза. — Говорят, евнухи — лучшие слуги для женщин.
Фабиола не смогла справиться с ужасом.
— Корбуло? — выдавила она.
Самое страшное Сцевола приберег напоследок.
— Старый козел был упрям, — с восхищением сказал он. — Все развязывают язык, когда им поджаривают пятки. Но не он. Молчал до тех пор, пока мы не начали ломать ему руки и ноги.
— Нет! — крикнула Фабиола, пытаясь вырваться. — Корбуло ничего не сделал!
— Он знал, где ты, — ответил фугитиварии. — Этого было достаточно.
— Вы все будете гнить в Гадесе! — прошипела Фабиола, из глаз которой хлынули слезы. — Брут отправит вас туда!
Сцевола скорчил гримасу.
— Что-то я его здесь не вижу. Может быть, вы видите? — (Его люди фыркнули и покачали головами.) — А жаль. Придется отложить охоту. Хороший цезарианец — мертвый цезарианец.
Фабиола была потрясена. Великий Юпитер, чем я заслужила такое?
— Но ближе к делу. — Сцевола отпустил ее волосы, взялся обеими руками за ворот и разорвал тунику Фабиолы до пояса.
Открывшееся зрелище заставило его подручных ахнуть.
Фабиола, привыкшая к жадным мужским взглядам, не обратила на них внимания. В ней кипел лютый гнев.
Связанный Секст беспомощно извивался на земле.
Сцевола смотрел Фабиоле в глаза и ласкал ее полные груди.
— Нравится? — шепнул он.
Молодая женщина не удостоила его ответом, но сжалась от ужаса.
Рука фугитивария спустилась ниже и начала поглаживать ее плоский живот. Фабиола пыталась не отпрянуть, понимая, что это только увеличит его удовольствие. Затем Сцевола стащил с нее остатки туники и бросил их на окровавленную землю. За ними последовал лициум. Два бандита держали Фабиолу, переминаясь с ноги на ногу и жадно любуясь ее прекрасным телом.
Сцевола тоже широко раскрыл глаза.
— Сама Венера… — выдохнул он. Толстая рука спустилась ниже и коснулась ее лона. — Но эту, по крайней мере, можно трахнуть.
Фабиола невольно напряглась. Его прикосновение вернуло воспоминания о Гемелле — купце, которому принадлежала все ее семья, — и о ненасытных посетителях борделя.
Фугитиварии улыбнулся и ввел в нее палец.
Это переполнило чашу терпения Фабиолы. С силой, удивившей тех, кто ее держал, она вырвала правую руку, вцепилась длинными ногтями в щеку Сцеволы и оставила на ней четыре глубокие царапины. Скорее удивленный, чем напуганный, фугитиварии отпрянул и грязно выругался. Причинить ему большего вреда Фабиола не сумела: бандиты тут же схватили ее снова. Сладить с ними она не могла. Следовало беречь силы для новой попытки. Она перестала сопротивляться и затихла.
Сцевола, по щеке которого текла кровь и капала на шею, снова шагнул к ней.
— Как дикая кошка, верно? — отдуваясь, спросил он. — Что ж, такие женщины мне по душе.