— Что-нибудь для профилактики лихорадки, — зайдя в аптеку, попросил Генрих скучающего за прилавком похожего на моржа пожилого фармацевта-поляка.
— Мам то, чего потшебуешь [4] , — шевельнув напоминающими бивни усами, заверил аптекарь. Он поставил перед Генрихом бутыль из коричневого стекла с мутной суспензией, взял деньги и отсчитал сдачу.
— Цо то ест? — поинтересовался Генрих.
— Квас аскорбиновы, экстракт дзикей розы, алкохоль. Мойего выналазку [5] , — гордо ответил фармацевт, — цо ещчэ?
— Выстрачэ [6] , — ответил Генрих, забрал снадобье, смахнул с прилавка сдачу и вышел на улицу. Подойдя к машине, Генрих откупорил бутылку, взболтнул ее и вылил все содержимое себе в рот. Жидкость забурлила по пищеводу, обожгла желудок и, тихо урча, устремилась вниз по пустым кишкам. В висках застучало, в мозгах тут же почувствовалось легкое опьянение. Генрих открыл багажник. Извлек оттуда свои любимые сапоги, оторванный каблук, осмотрел их, непострадавший вернул назад, захлопнул багажник и направился в сторону сапожной мастерской. «Ну и отрава, — подумал он, — ощущение, будто выпил литр неразбавленного абсента. Но, надеюсь, аптекарь профессионал в своем деле».
— Добрый день, — поздоровался Генрих с Язэпом, — починить сможете?
Генрих показал сапожнику сапог и оторванный каблук.
— Отчего ж не починить, мил человек, на то я здесь и сижу, — ответил Язэп. Он принял сапог из рук клиента, осмотрел его и поставил на кованую металлическую «лапу». Мастер промазал клеем каблук, приладил его на место и принялся загонять в него желтые латунные гвозди. — Пять минут — и все будет готово. С вас четыре рейхсмарки.
— Дороговато берете, отец, — заметил Генрих, — хотя хорошему мастеру и переплатить не грех. Ты, батя, только по сапожной части специалист или в шорных делах разумеешь?
— И в шорных, и в кузнечных, и даже в часовых разумеем, — Язэп отложил в сторону молоток и окинул Генриха внимательным взглядом.
— На ловца и зверь бежит, — ответил Генрих. Он полез в карман, достал оттуда серебряные часы «Павел Буре» на цепочке и протянул их мастеру, — остановились. Сможете починить?
— Без шестнадцати минут три. «Павел Буре», — подытожил Язэп, — все верно. Как добрались, без приключений?
— С небольшими, — улыбнулся разведчик. — Лихие у вас тут бойцы, на подлете чуть самолет из пулемета не завалили. Надеюсь, с такими сработаемся.
— Отчего ж не сработаться? С нашими точно сработаемся, — ответил Язэп, протягивая Генриху починенную обувь. — Хотя всякого вооруженного дурачья и сволочи тоже по лесам много шастает. Порой приходится не на три, а даже на четыре фронта воевать. Всяко бывает. Итак, какие будут распоряжения?
— Доложите командиру, чтобы начинали подтягивать и прятать взрывчатку поближе к замку. Пока все. Остальное потом, — распорядился Генрих. Над входом вздрогнул колокольчик, дверь распахнулась, комнату обдало легким коротким сквозняком. Оставив после себя слабо-ощутимый запах земляничного мыла, через комнату прошмыгнула молодая девушка. Она скрылась в подсобке за стойкой, успев бросить на Генриха быстрый оценивающий взгляд.
— Дочка? — поинтересовался Генрих.
— Внучка. Стефания. А тебя-то как величать, мил человек. А то ты так и не назвался.
— Генрих Штраубе, — представился разведчик и протянул Язэпу деньги. Тот отрицательно замотал головой. Генрих настойчиво сунул деньги в карман кожаного фартука мастера. — Часы пусть у вас останутся, будет повод лишний раз зайти. Честь имею.
— Кто этот красавчик? — спросила деда Стефания, показавшись в мастерской под звук проводившего посетителя колокольчика.
— Генрих Штраубе, — ответил Язэп. Дополнительных разъяснений внучке не потребовалось.
В комендатуре, куда Генрих заехал после сапожной мастерской, Штольберга не оказалось. Скучающий на вахте автоматчик пояснил, что, несмотря на поздний час, комендант еще не появлялся. Выяснить у него адрес, по которому проживал Штольберг, не составило труда. Для этого было достаточным махнуть перед носом часового своим новым удостоверением офицера СД. Долго искать не пришлось — оказалось, что Эрих проживал с Генрихом на одной улице, правда, в более комфортных условиях, занимая три комнаты. Одна из них служила коменданту рабочим кабинетом и комнатой для приема гостей, вторая — спальней, а третья, в которой по приказу жильца хозяева наглухо заколотили окно, фотолабораторией. Именно здесь, занимаясь любимым делом, гауптштурмфюрер коротал кастрированное войной время жизни, отвлекаясь от опостылевшей работы, релаксируя и оттачивая мастерство художественной фотографии.
— Страдаете, господин Штольберг? — поинтересовался Генрих, заходя в гостиную. Одетый в военную форму, комендант в сапогах лежал на диване и мучился от посталкогольного синдрома. Его лоб и глаза покрывало мокрое полотенце, дыхание было учащенным, левая нога отбивала по деревянному подлокотнику ритм неизвестной, звучащей лишь в голове страдальца мелодии.
— А я яму казала, давай самагонки налью. Адразу б, як агурчык быу, але ж не хоча, — послышался сзади голос хозяйки. Бабка на миг сунула покрытую белым платочком голову в дверной проем и потопала дальше по своим делам.
— А ведь старуха права, — произнес Генрих, прохаживаясь по комнате и разглядывая развешанные по стенам многочисленные фотоработы Штольберга, — similia simili-bus curentur.
— А, это вы, господин Штраубе, да я знаю, что подобное лечится подобным, — произнес Эрих, снимая со лба полотенце. — Никогда бы не подумал, что в этой глуши мне по-латыни процитируют Гиппократа и что местные бабки будут вполне солидарны с его догмами. Нет уж, я в таких случаях анальгином спасаюсь. Уже принял. Скоро должно подействовать. Сколько раз давал себе слово не тягаться с Гетлингом в выпивке — он выкован из стали, а печень у него вообще с другой планеты. Впрочем, ладно, вчера мы набрались до свинского состояния, но вы не подумайте, что мы позволяем себе такое каждый день.
— Надеюсь, что повод соответствовал количеству потребленного, — заметил Генрих, пытаясь вызвать еще не протрезвевшего Штольберга на откровенность. — С каждым такое случается, я тоже не исключение.
Усилием воли Эрих принял сидячую позу и, ничего не ответив, тяжело вздохнул.
— Насколько я понимаю, все эти фотографии на стенах вашего авторства? Мне многие нравятся, наверно, у вас был хороший учитель, — предположил гость.
— Самоучка я, — пояснил Штольберг, — мне еще далеко до настоящего мастера. В последнее время еще одна напасть появи-лась — снимки желтеть отчего-то начали. В Дании все было нормально, а здесь желтеют. Быть может дело в воде? Ладно, — комендант поднялся с дивана, — как я понимаю, вы, господин Штраубе, ко мне по делу? Чем могу помочь?