В девять утра, как и было уговорено, Поль был уже у квартиры мадам Туанасье на улице Реомюр. Она провела его в гостиную, обставленную современной мебелью. На столе были разложены заранее приготовленные книги с иллюстрациями. Некоторые книги были на русском языке.
– Я изучаю русский язык, – сказала мадам Туанасье. – Возобновляются старые контакты с Россией.
– Значит, железный занавес отменили? – спросил Поль.
– Этот термин изобрел Черчилль – убежденный сторонник капиталистического строя, – сказала мадам Туанасье и пояснила: – У советской России много врагов. Знаете почему? – Поль ответил, как и аргументировали противники Жака:
– В России социализм, а в остальных странах капитализм.
– Совершенно верно, – улыбнулась мадам Туанасье. – Если бы Россия стала свободно впускать иностранцев, туда в первую очередь проникли бы вражеские элементы. Это и шпионаж, и подрывная пропаганда, и откровенные диверсии. – Возразить было нечем. Тут не было Жака. Мадам Туанасье говорила о потерях России во время войны, о революции, о достижениях советской власти, приводила цифры, показывала иллюстрации в книгах. Когда она вышла на кухню сварить кофе, Поль стал листать русские журналы, разглядывая иллюстрации. Это были снимки крестьян, работающих среди пшеничных полей, рабочих у станков и сталеплавильных печей, но больше всего было портретов Сталина и всяких правительственных людей. Тут он вспомнил о порножурнале. Он встал и прошел на кухню, оборудованную по последней моде. Кофе они пили за сверкающим белым столом на никелированных ножках. Мадам Туанасье сказала пониженным голосом:
– Через неделю я с французской делегацией еду в Советский Союз на несколько дней.
– Значит, и вправду нет железного занавеса? – спросил Поль.
– Мы же коммунисты. Россия традиционно гостеприимная страна для своих друзей. – И тут Поль решился спросить:
– Мадам Туанасье, когда вы были с фотоаппаратом на палубе, вы не заметили, кто еще тогда меня фотографировал? – Лицо ее стало очень серьезным.
– Я понимаю, – сказала она. – Вы имеете ввиду порножурнал. Вас многие фотографировали. Я тоже. У меня нет этой пленки. Ее украли.
– Кто?
– Фотоателье. Я сдала пленку на проявление здесь, на Реамюр. На другой день, когда я пришла за снимками, мне сказали, что пленка засвечена. Они извинились и дали мне новую фотопленку. Я потребовала квитанцию. Они ее мне выдали. – Она прошла в гостиную, Поль пошел за ней. Она взяла со стола квитанцию, вероятно, заранее приготовленную, как и книги о России, протянула Полю.
– С этой квитанцией на них можно подать в суд, – сказал Поль.
– Бесполезно. Я не смогу даказать, что снимки в порножурнале были на кадрах моей пленки. – Впервые Поль видел мадам Туанасье такой растерянной. – Поль, – сказала она. – Я виновата перед вами. Мне следовало не сдавать эту пленку в ателье, а проявить ее самой. Вы на меня очень сердитесь?
– Поздно сердиться на вас, – сказал он с улыбкой. – Журнал уже смотрит вся Франция.
И он взял ее за плечи. Она резко отстранилась.
– Мсье Дожер, вы можете взять реванш, – сказала она официальным тоном. – Вы можете заявить об этом в наш комитет, и я не стану отрицать, что снимки в журнале оказались из-за моей грубой ошибки. И тогда мою поездку в Россию отменят.
– Почему отменят? – удивился Поль.
– Каждого члена делегации тщательно проверяли. У каждого из нас должна быть безупречная репутация, без единого пятна.
– Неужели вы думаеете, что я способен на такую грязную месть? Я понимаю, что для вас значит эта поездка. – И он снова взял ее за плечи. Она не отстранилась. Он дотронулся щекой до ее виска, почувствовал, как пульсирует вена в ее виске, стал расстегивать крючки на спине ее плятья.
Спальня мадам Туанасье была так же современно обставлена, как и вся ее квартира. Когда Поль сидел голым на кровати, обхватив руками колени, мадам Туанасье, внимательгно глядя на него, сказала:
– Сейчас вы очень похожи на одну советскую скульптуру.
– Какую?
– Называется «Ветер». Скульптор Мухина. – Мадам Туанасье полулежала, прикрывшись до пояса халатом. Она курила. Между ними стояла большая хрустальная пепельница.
– Мадам Туанасье, а что мне надо сделать, чтобы съездить в Россию? Русское посольство виз не выдает. Они считают всех шпионами. – Мадам Туанасье некоторое время что-то обдумывала, потом сказала:
– А вы знаете, Поль, о вас писали в советском журнале «Огонек».
– И что обо мне русские написали?
– Во-первых о вашем заявлении, что на Хатуту коммунизм. Конечно, это было написано с юмором, но вполне доброжелательно, поскольку втечение двенадцати лет вы оставались жертвой несчастного случая. А собственно, что вам нужно в России?
– О ней много всего говорят, не знаю, чему верить. Я и вам не очень верю, хоть вы мне и показывали всякие фотографии. Хочу сам все увидеть. – После некоторой паузы мадам Туанасье сказала:
– Сегодня я должна быть в нашем центральном комитете. Там будет Морис Торез. Вы знаете, кто это?
– Главный коммунист Франции, – припомнил Поль. Мадам Туанасье улыбнулась.
– Не совсем. Он секретарь компартии Франции. Как Сталин в России. Я скажу о вас, хотя сам Торез всего не решает. Наш отъезд еще полностью не решен. Мы ожидаем подтверждения из советского посольства. А ваша популярность может послужить дополнительным стимулом. – Поль сразу вспомнил мсье Дюпона из публичного дома, который тоже нуждался в дополнительном стимуле. Теперь Поль хорошо знал это слово и по французски, и по английски.
До Сорбонны Поль доехал на такси. Успел к началу третьего часа лекций. Он сел на свое место рядом с Пьером, они обменялись приветствиями. И тут Поль не выдержал и шепнул Пьеру:
– Возможно, я поеду в Россию. Меня обещали взять с делегацией коммунистов. Еще не знаю точно, возьмут ли. – Пьер так же шопотом сказал:
– Возьмут. Ты ведь жил при коммунизме, а они еще нет. – Пьер тоже верил в коммунизм. Когда после лекций Поль встретился с Марго, шел густой хлопьями снег. Они взяли такси. По дороге домой Поль рассказал о возможности поездки в Россию, умолчав о том, что ему уже известно, как снимки попали в порножурнал. Марго тревожно спросила:
– Это не опасно?
– Я же не Валенберг и поеду не один, а с официальной делегацией. – Марго, глядя задумчиво в окно машины, сказала:
– В России, наверное, еще больше снега. Там, наверное, любят играть в снежки. – У Поля было веселое настроение, и он предложил:
– Давай, поиграем в снежки. Сейчас.
– Давай! – оживилась Марго. Они доехали до площади Вогезов. Голые деревья в пелене снега выглядели нереально. У Марго были фетровые боты, и она бойко шла по глубокому снегу. А модные ботинки Поля тут же зачерпнули снег. Они стали лепить из снега комки и бросать в заснеженный памятник Людовика Тринадцатого на коне, стоявший посреди площади. Надо было попасть в голову Людовика. Марго подбежала близко к памятнику и бросила снежок в голову коня. Попала.