– Мадам Туанасье, а этот фильм вам понравился?
– Да. Я его раньше не видела. Жан Марэ – хороший актер, но слабый сценарий. Они могли бы сказать больше, чем сказали. Вероятно, потому, что фильм снимался во время немецкой оккупации. Мсье Дожер, вы что-нибудь прочли к завтрашней конференции?
В столовой за кофе была светская беседа. Роже спросил:
– Поль, как вам понравился фильм?
– Непонятный фильм, – признался Поль.
– Теперь мне этот фильм тоже показался нелепым, – заявила мадам Планше. – А тогда, когда я его видела во время войны, всё было понятно.
– А вот мадам Туанасье всегда всё понятно, – солидно заявил Бернар.
– Завидую коммунистам, – сказал Роже. – Они мыслят без мысли, прямолинейной философией.
– Правильно делают, – одобрил Леон. – Зачем всё усложнять?
– Вот они и пришли к отрицанию Бога, – сказала осуждающе мадам Планше.
– Они также пришли к отрицанию теории Эйнштейна, – заметил Роже.
Заговорили о теории Эйнштейна, о которой Поль не имел понятия. Тогда он вышел из-за стола и отправился в свою каюту, где углубился в чтение «Трех мушкетеров». После ужина Поль отправился на верхнюю палубу, где договорился встретиться с медсестрой Мари. Солнце зашло, и тут же взошла луна, половина которой была скрыта дымкой, нависшей над горизонтом. А корабль всё шел к берегам Европы.
Мари он увидел еще издали. Она стояла, облокотившись о перила, почти у самой кормы. На ней было простое прямое платье с модными подложными плечами, оно шло ее стройной фигуре. Поль выдул из презерватива большой шар, неслышно ступая обошел Мари, подошел к ней с подветренной стороны и тихонько ударил шаром по ее затылку. Она резко обернулась, увидела прозрачный шар, рассмеялась. Поль рассмеялся вместе с ней. Он протянул ей нераспечатанный конвертик.
– Мари, вы сказали, что хотели бы тоже надуть шар.
– Никогда не надувала, – сказала она, распечатывая конвертик. – Я только надувала резиновые перчатки. Очень смешные шары получаются, с пальцами. – Она стала надувать шар. Надула.
– А я и нитки с собой захватила, – и она вынула из кармана платья моток ниток. Они завязали у основания свои шары, пошли на корму и там выпустили их по ветру. Ветер понес их вверх. Некоторое время они наблюдали за летящими шариками, но скоро, выйдя из зоны освещения корабельных огней, они исчезли в ночном небе. Когда они пошли по палубе к носу парохода, Поль спросил:
– А если мы встретим Антуана, он не станет ревновать?
– Мы его не встретим, – весело ответила Мари. – Он знает, что я теперь на дежурстве. – Поль хотел спросить, какие у нее отношения с Антуаном, но не знал, как это сказать, он еще не умел оперировать сложными оборотами речи. Была ночь и луна. И они были одни на палубе. Поль обнял ее за плечи. Она продолжала спокойно идти рядом с ним. Под ее подставным плечем Поль ощутил лямку бра. А тело Мари было нежным и, очевидно, гибким. Хрупкость худых девушек имеет особую прелесть, и Поль почувствовал щекочущее возбуждение. Они подошли к спасательной шлюпке, покрытой брезентом и подвешенной на крюках на уровне его плечей. Поль высоко поднял Мари на руки и посадил на борт шлюпки. Мари издала короткий смешок. Поль подпрыгнул, сел рядом с ней. Теперь они были вне зоны освещения фонарей, но Мари сказала:
– Мсье Дожер, вы можете меня скомпрометировать. Нас увидят. – Поль подвинулся глубже в шлюпку на упругий брезент, притянул к себе Мари.
– Теперь нас никто не увидит, – сказал он и поцеловал ее в губы. Она не ответила на поцелуй, сказала:
– Всё же у вас дикие манеры. – Он понял, что она намекает на его дикую жизнь на острове, но нисколько не обиделся, подвинулся еще глубже в шлюпку, обхватил тело Мари, лаская ее маленькие ягодицы и узкие бедра. На ней не было чулок, только узкие трусики. Он завел руки под ее платье, трусики снялись очень легко: еще одно преимущество худых девушек. Он снова поцеловал ее в губы. На этот раз она ответила на поцелуй, и поцелуй получился захватывающе долгим. Она обняла его за шею. При свете луны ее карие глаза казались очень темными. Беспрерывные ласки приводили в сильное возбуждение. Член туго упирался в брюки. Он поспешно стащил их до колен, и в этот момент Мари резко отодвинулась, упираясь руками в его плечи.
– Мне нельзя, – сказала она. – У меня это опасные дни.
– Как опасные? – не понял Поль.
– Такие дни, когда надо предохраняться.
– Как предохраняться?
– У вас в кармане. – Поль, наконец, понял, полез в карман, достал конвертик, вынул презерватив, стал его раскручивать.
– Не так, – сказала она, взяла у него презерватив, стала ему надевать. Для него это был еще один шаг в цивилизованную жизнь. Ухищрения цивилизации не все такие уж и сложные, как например, паровоз, но их надо знать. Мари действительно была очень гибкой, и это было восхитительно – оперировать ее изящным телом во время секса. А потом она тяжело задышала носом, не разжимая губ. Сразу после сдержанного оргазма она натянула на себя трусики, сказала почти официальным тоном:
– Мсье Дожер, помогите мне отсюда спрыгнуть.
– Подожди еще.
– Нельзя. Я на дежурстве. У меня длинное дежурство. В кабинет может кто-нибудь прийти. – Поль оправил свою одежду, спрыгнул на палубу, снял со шлюпки Мари. Она была очень легкой.
В своей каюте Поль разделся, взял полотенце, выглянул в коридор. Никого не было. И он голым пошел в уборную, а потом в душевую. Вытираясь после душа полотенцем, он вспомнил Мари, и его член начал твердеть. С досадой он подумал, что опять не договорился с девушкой о следующей встрече. Когда он вошел в свою каюту, здесь была мадам Туанасье. В руках у нее были две книги. Не глядя на Поля, она сказала:
– Это книга о Полинезии. Я заложила страницы о Маркизских островах. – Она положила книгу на стол. – А это, – сказала она, показывая другую книгу, – сравнительный семантический словарь с примерами из санскрита. – Она положила вторую книгу поверх первой. Поль, ни слова не говоря и даже не поблагодарив ее, шагнул к ней, обнял ее, прижал к себе. Она продолжала стоять не двигаясь, ожидая инициативы с его стороны, и он поспешил проявить инициативу. Потом, когда она лежала с полузакрытыми глазами, он сказал:
– Я не знаю твоего имени, только фамилию.
– Зачем тебе знать? – спросила она, не открывая глаз.
– Но ведь ты же называешь меня Поль, когда мы вот так лежим. – Она открыла глаза, посмотрела на него надменно.
– Во-первых я не разрешала тебе называть меня на ты. Называй меня, как раньше. Ты еще не освоился в цивилизованной жизни и можешь по ошибке назвать меня в обществе по имени, да еще и на ты. Понял? – Поль не ответил. Груди ее сохранили округлость и не распластывались даже теперь, когда она лежала на спине. Поль прижался щекой к ее груди, ухватил губами большой, но мало выпуклый сосок. Она лениво подняла руку, запустила пальцы в его волосы, сказала: