А это значило, что Гемелл останется безнаказанным.
Он поморщился, подумав о цепи случайностей, в результате которой он оказался посреди моря на палубе «Ахиллеса». Если бы они в ту ночь не ушли из лудус… Если бы только они не остановились около Лупанария… Если бы только он не убил всадника… Но все это было.
Ромул набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Как и Бренну, ему оставалось лишь довериться Юпитеру Всеблагому Величайшему. Только ему одному было теперь под силу изменить его положение.
— Парус на рифы! — громко прокричал помощник капитана, немолодой моряк. Римские корабли никогда не ходили под парусом в темноте, предпочитая движение на веслах.
Матросы кинулись исполнять приказание и дружно ухватились за фалы, подтягивавшие тяжелое полотнище к рее. Когда парус был надежно закреплен, помощник прошелся по выгоревшей на солнце палубе «Ахиллеса» и убедился, что катапульты накрепко принайтовлены и нигде ничего не валяется.
Из-под толстых досок палубы донесся глухой стук барабана. Его дробь задавала скорость движения гребцов. Движимый любопытством, Ромул уже обследовал забитую воинами оружейную палубу и устрашающее закрытое подпалубное пространство, где находились рабы, прикованные к своим банкам. Его передернуло от одной мысли о необходимости постоянно находиться в этом замкнутом помещении, заполненном Дурным воздухом от дыхания двухсот человек. Гребцов кормили даже лучше, чем солдат, но это мало скрашивало их положение. Большинство из них были преступниками или военнопленными, и всем им предстояло сидеть на веслах до самой смерти. А ведь все знали, что и обычных рабов тоже частенько отправляли на галеры за провинности.
Свобода, которой Ромул только-только начал наслаждаться, вдруг оказалась весьма хрупкой.
— Нас ведь не смогут найти? — шепотом спросил он у Бренна.
Широко улыбнувшись, галл обхватил его ручищей за плечи.
— Мы же теперь в легионе. Пока мы можем сражаться, никому не будет дела до нашего прошлого.
Ромул оглянулся на своего нового командира, который в это время вел беседу с другим центурионом — капитаном «Ахиллеса». Ему успел понравиться Бассий, чьей ровной и спокойной манере поведения уже начали подражать некоторые новобранцы. Судя по виду, немногие из них обладали воинским опытом, но у всех, кто находился на мерно покачивавшейся палубе, был одинаково довольный вид. А тому, что пожилой офицер записал его и Бренна в свой отряд, можно было не удивляться. Обе находившиеся на триреме центурии, по сто шестьдесят человек каждая, состояли в основном из крестьян-галлов, одетых в изрядно поношенные туники и штаны и вооруженных разнообразными мечами, копьями и кинжалами. Прочие солдаты когорты Бассия, погрузившиеся в порту на другие корабли, производили то же самое жалкое впечатление. Теперь стало еще более очевидным, почему центурион столь мало интересовался их прошлым. Если не считать моряков, два гладиатора казались, пожалуй, единственными на корабле людьми с каким-то боевым опытом.
Крассу требовались тысячи и тысячи наемников, и потому в легионы записывали едва ли не всех достаточно здоровых мужчин, которые изъявляли желание завербоваться. Занятие себе искало множество оставшихся без земли крестьян, жертв галльских кампаний Цезаря. Целые племена были изгнаны из мест, где обитали искони. Видимо, далеко и широко разлетелись слухи о предстоящей кампании, раз эти земледельцы решились отправиться в Брундизий.
Внизу было теплее, и большинство предпочло ночевать в закрытом пространстве, а не наверху, где гулял резкий и прохладный морской ветер. Ромул и Бренн отыскали укромный уголок на корме и удобно устроились там. Завернувшись в шерстяные одеяла, они ужинали хлебом и сыром, которые купили перед отправлением на шумном рынке возле порта.
— Радуйся, пока есть, — сказал с набитым ртом Бренн. — Может статься, теперь нам не скоро доведется отведать свежей пищи. Теперь только буцеллатум да ацетум.
— Что-что?
— Сухие лепешки — черствый затхлый хлеб — и кислятина вместо вина.
— Вы не думаете, что нам удастся поживиться съестным в Лидии?
Перед ними стоял сухощавый человек с узким лицом и длинными волосами, выгоревшими на солнце почти добела. В ухе у него сверкала золотая серьга, в руке он держал какую-то короткую палку с навершием в виде полукруглого крюка.
— Позволите присесть? — непринужденно спросил незнакомец.
Бренн смерил его оценивающим взглядом:
— Садись.
Ромул в первый раз видел этого человека. Трудно было понять, сколько ему лет — от двадцати пяти до сорока. Грудь его прикрывала необычного вида кираса из хитро соединенных бронзовых дисков, а одет он был в короткую юбку, отороченную кожей, похожую на те, которые носили центурионы. За спиной у него на коротком ремне висела двуострая секира зловещего вида. К узкому поясному ремню был привешен кошелек, а на досках палубы возле ноги незнакомца стоял видавший виды кожаный вещевой мешок.
— Только что завербовались?
— Тебе-то что? — В Ромуле сразу проснулась подозрительность.
Незнакомец снял с плеча топор и со вздохом опустился на палубу. Потом запустил руку в мешок, извлек большой кусок вяленой свинины и отрезал острым кинжалом несколько кусков.
— Не хотите угоститься?
Глаза галла сверкнули.
— Спасибо. Ни за что не откажусь. Я Бренн, а это Ромул.
— А меня звать Тарквиний.
Ромул протянул новому знакомому кусок сыра. Тот взял и поблагодарил кивком.
Бренн указал пальцем на железные лезвия топора Тарквиния.
— Серьезное оружие.
— Ему приходилось бывать в деле, — ответил с улыбкой хозяин и погладил ладонью деревянную рукоять. — Думаю, вы тоже можете в случае чего постоять за себя.
— Если понадобится, смогу! — Бренн хлопнул ладонью по мечу, который он захватил с собой из лудус, и все трое расхохотались.
Потом они молча ели. Солнце зашло, оставив лишь тонкую алую полоску вдоль горизонта. Вскоре совсем стемнело, и на небесный свод высыпало множество звезд.
— По пути будет страшный шторм, — неожиданно сказал Тарквиний. — Двенадцать кораблей потонут, но с этим ничего не случится.
Оба гладиатора изумленно уставились на него.
— Откуда ты знаешь? — с тревогой спросил Ромул.
— Это написано звездами. — Голос Тарквиния был глубоким и звучным, почти музыкальным.
«Он говорит так же, как Ультан», — подумал Бренн.
Налетел порыв ветра, и Ромул поежился.
— Ты предсказатель?
— Что-то в этом роде. — И добавил, помолчав: — Но я и сражаться могу.
В этом у Ромула не было ни малейших сомнений.
— Откуда ты родом?
— Из Этрурии. — На миг лицо Тарквиния приобрело отсутствующее выражение. — Это к северу от Рима.