Book.

Чистота как путь к благочинию

Зато у Гото все складывалось гладко. Их проводили сразу в чистое место, приготовленное для более достойных постояльцев. Все встретились за столом, чтобы поужинать. «Сакэ, – предупредил половой, – у нас не подают. Кобо Дайси употребляет исключительно пресную воду. Все те, кто следует его Путем, делают то же самое». – «Такое правило, – согласился Хёсукэ, – можно только приветствовать, особенно с учетом разношерстой компании, собравшейся здесь. Прошу принять нашу благодарность на доброе отношение». Отсутствие сакэ наши путники компенсировали обильной трапезой. Служившие у Коно гэнан (мужская прислуга) взирали на происходящее с большим любопытством. Усилиями этих голодных мужчин опорожнялись один котелок с рисом за другим. Особенно отличался на поприще поглощения еды Онти Таро, уже прославившийся на весь постоялый двор. На двадцать седьмой миске Таро вздохнул от насыщения, а гэнан с облегчением. Еще несколько таких паломников – и даже огромные запасы провианта дома Коно могут истощиться. Более того! Даже слугам этого дома придется туже затянуть пояса. «И они называют это сёдзин (овощной стол)! На самом деле никто даже не заподозрил бы такого». Мужчина взглянул на Сёдзи с некоторым неодобрением. «Таково, – начал он, – правило Кобо Дайси…» Хёсукэ обворожительной улыбкой остановил его речь. «Передайте привет всем поварам вашего славного дома. Овощное питание, приготовленное с их мастерством, обладает полным вкусом рыбы и мяса. Мало кто удерживается от того, чтобы время от времени посетовать на что-то, но у вас все и всегда чувствуют себя довольными. Репутацию вашего дома и кухни ваших поваров справедливо считают высокой и заслуженной». Все повторили похвалу Хёсукэ, и слуга в знак благодарности за высокую оценку отвесил им по очереди самый низкий поклон. Таро удовлетворенно гладил свой живот. Улыбающийся половой удалился с пустыми мисками и котелком для риса.

«Все сказанное, – начал Хёсукэ, – соответствует действительности. Народ здесь собрался очень разный. Кое-кто мне совсем не нравится; подавляющее большинство отвратительных на вид типов праздно шатается где попало и повсюду сует свой нос. В эту ночь надо спать вполглаза». Таро такое предупреждение явно не порадовало. Время от времени он зевал, и становилось страшно за его челюсти. Появился половой с постельными принадлежностями. Таро едва вытянулся, как тут же провалился в крепкий сон. Остальные более опытные попутчики спали вполуха и полглаза. Среди ночи Хёсукэ растолкал своего брата Дайхатиро. Сёдзи уже был на ногах. Вацу! Вацу! Откуда-то слышались крики, хлопали двери, кто-то вопил в голос, потом зазвенело оружие. Растолкав Таро до полусознательного состояния и приказав ему следовать за собой, наша троица открыла угол амадо и выскользнула наружу. Таро стремительно поднялся. Высокий, он крепко стукнулся головой о тонкие доски низкого потолка комнаты.

Когда юноша открыл глаза, его окружила непроглядная темнота. Он вспомнил, что Хёсукэ поднял его ото сна с приказанием следовать за ним. Куда?! Как только он начал движение, доски потолка затрещали и во все стороны полетели щепки. Таким манером Таро пробился наружу. С высоты своего роста он мог видеть сражение, разворачивающееся вокруг усадьбы. Оказавшись на твердой почве, он вырвал с корнем небольшой росший рядом тополь и помчался к месту драки. На дом Коно напал отряд Кудзурю (девятиглавого дракона) Куро, обитавший на горе Мэгуро. Оправданием этих ребят служило то же, что и у подавляющего большинства банд разбойников в те первые дни Асикага, – привлечение средств для восстания против сёгуна, отказавшегося от исполнения своего собственного предложения о попеременном назначении императоров из потомков Северного и Южного дворов. У этих разбойников выделялись три вождя: этот самый Кудзурю, второй – Абукума Дзюбёэ и Мёги-но Таро. Под их командованием действовали вожаки помельче: Ямауба Кодзо, Хагуро-но Тэнримбо, Нэдзу-но Имаяся, Хаябуса Таро, Котэнгу Хэисукэ. Всего под их управлением насчитывалось три сотни человек. Участники банды жили в роскоши на горе, обеспечивая себя провиантом, напитками, девушками, обложив данью деревни нижней части Иё и Тосы. Сейчас как раз наступила очередь Коно платить. Но он оказался человеком несговорчивым. Поэтому случилось внезапное нападение. На вылазку против хозяйства презираемого ими земледельца Хагуро-но Тэнримбо, Нэдзу-но Имаяся, Хаябуса Таро взяли с собой человек пятьдесят.

Этот Хагуро-но Тэнримбо (Вращающаяся ячейка небес) считался весьма влиятельным мужчиной. Дайсюгэндзя, возглавлявший ямабуси в их монастыре Дэва, пользовался большим авторитетом и среди своих одиозных драчливых монахов числился неплохим бойцом. Его вылазка обещала уверенный успех, но только до момента появления на сцене рото Огури.

Коно Ситиро Уэмону грозил разгром. Получив тяжелое ранение, он уже приготовился «сложить руки и отдаться судьбе». Как раз в этот момент на помощь пришли братья Гото и Икэно Сёдзи. Когда разбойники банды дрогнули, хотя деморализованные люди Коно уже отступали, с тыла на них обрушился Таро. Вырванное им дерево превратилось в разящее оружие стойкого бойца. Он охаживал им разбойников направо и налево. Озабоченный происходящим в его тылу Тэнримбо обернулся, чтобы выяснить причину. Размахивая своим железным шестом, он поскакал на яростного юношу, чтобы наказать его за вмешательство в дело. Он собрался покончить с Таро одним ударом. Крепкое дерево оказалось прочнее железа; даже, скорее, прочнее головы этого монаха. Мозги Тэнримбо залили все богатое его седло. Когда он упал на спину, испуганный конь опустил свои копыта на этого умирающего человека и довершил дело оружия Таро. Сёдзи уже находился в дальнем конце двора. Как только Нэдзу-но Имаяся просился наутек, Сёдзи ловко вставил длинный шест Тэнримбо ему между ног, а потом последовательно переломал ему ребра и пробил голову. Хаябуса Таро летел как птица, но сбежать решил по реке. Здесь он в скором времени попал в руки Гото Хёсукэ и Дайхатиро. Они скрутили его, чтобы как-то еще воспользоваться его смекалкой на будущие предприятия. Возглавляемые Таро и Сёдзи люди Коно сгоняли разбойников в одно место. О милосердии речи не шло. В ход пошли мечи и дубины. Перебили всех до одного, и некому было вернуться в горную крепость, чтобы рассказать о трагедии.

Битва при Кономуре

С большим уважением Икэно Сёдзи подошел к Онти Таро. «Великими были подвиги, – сказал он, – храброго Онти-доно. Но позвольте, милостивый государь, воздать должное нашему Сукэнаге». Таро, тяжело дыша и опираясь на свой окровавленный шест, ответил: «Своего брата Сёдзи его Нагатару слушает с почтением и уважением. Соизвольте, сударь, высказаться». – «Почему тогда, – сказал Сёдзи, – Таро-доно не делает различия между другом и врагом? Взгляните! Эти люди Коно тоже залечивают помятые конечности и ребра, покалеченные дубиной и рукой Нагатару. Соизвольте, милостивый государь, это тоже как-то объяснить». У Таро широко распахнулись глаза. До него никак не могло дойти: хвалит его Сёдзи, ругает или просто смеется над ним. Он дал простой ответ, прозвучавший грустно: «Людей Коно ваш Таро знает ничуть не лучше, чем разбойников. По правде говоря, я с ними и не разбирался. Ваш Таро исходил из того, чтобы побить их всех, а потом разобраться с теми, кто остался в живых». Сёдзи совсем слабо ему попенял, больше посмеялся. В его рассуждениях, простых и точных, он выразил свое полное восхищение. Сначала он чинно поклонился, демонстрируя уважение. Потом с теплым чувством положил обе руки на плечи этого крепкого юноши. «Таро-доно прав. А Сёдзи позволил себе глупость. Никогда еще никто не видел такого гэмбуку, как у нашего Нагатару. Среди рото нашего господина никто не может сравниться с тобой. Прошу принять почтительную благодарность вашего Сёдзи за звание, пожалованное ему». Так скрепилось это грозное братство по оружию с участием Сукэнаги и Нагатару.