— Если вы очень хотите, то приехать можно и с собаками. — Джин улыбнулась. — Вряд ли нужно. Им будет здесь тяжело хотя бы из-за пыли и страшной жары. В том прекрасном доме с садом, который описал Селим, конечно, намного приятнее. Лучше им подождать в Корнуолле, пока вы вернетесь. Пока я ничего не могу обещать, — предупредила она. — Вы понимаете, здесь все решают военные. Идет контртеррористическая операция, города на военном положении, постоянно происходят столкновения. Здесь нельзя захотеть и приехать. Потребуется много согласований. Конечно, хороший специалист с такой репутацией нам нужен. Мы работаем вдвоем с капитаном Мэгги Долански и не всегда справляемся даже с потоком раненых бойцов коалиции, а еще есть города. В них существуют местные больницы, куда после терактов привозят раненых мирных жителей, детей, женщин, стариков. Там катастрофически не хватает врачей. Про поселки поменьше я уж не говорю. Надо везде ездить, делать прививки, проводить осмотры, лечить. Компетентных людей катастрофически не хватает. Мало кто хочет сюда ехать, даже за хорошие деньги. Про добровольный вариант я и не говорю. Я думаю, ваша инициатива найдет понимание. Я поговорю с командованием, — пообещала молодая женщина. — Вы же еще раз подумайте о своем решении, а то потом придется жалеть. Здесь постоянно стреляют и убивают, причем не только профессиональных военных. Бывает, и медикам попадает.
— Я приняла решение и не изменю его, — твердо ответила Энн. — Я буду ждать.
Потом, помолчав, девушка спросила:
— Вы расскажете Селиму?
— О нашем разговоре?
— Да.
— Скажу, но не все, — ответила Джин. — Согласитесь, пока все не решится, говорить не стоит. Это подарит ему ложные надежды, и он может наделать глупостей. Например, поссориться с дядей, а здесь такие промахи дорого стоят, и цена им часто — жизнь. Пока пусть все останется между нами. Он узнает, когда вы будете здесь. Сейчас я перескажу ему часть нашего разговора. Только о том, как вы получили его письмо, и ваш ответ. Что мне передать ему от вас? Я, возможно, его скоро увижу.
— Скажите, я помню и люблю, и больше мне никто не нужен. Никто на всем белом свете.
Энн опустила голову, стараясь скрыть слезы. Одна из собак спрыгнула с дивана и, подбежав к хозяйке, положила морду ей на колени. Джин почувствовала, как у нее на глазах тоже выступили слезы.
— Он будет рад, — произнесла молодая женщина, стараясь говорить спокойно. — Я уверена в этом. Не расстраивайтесь. Я думаю, все наладится. Я передам ему ваши слова и обязательно напишу вам его ответ. Скоро, я думаю, настанет такое время, когда вы сможете общаться сами, без моей помощи. Этим вы обрадуете не только себя, но и меня, поверьте. Я свяжусь с вами завтра сама. Не волнуйтесь, — пообещала Джин на прощание.
— Спасибо, я буду ждать.
Экран компьютера мигнул, и лицо Энн исчезло. Джин вышла на улицу и поднялась к Дэвиду.
— Поговорили? — поинтересовался он, оторвав взгляд от экрана лэптопа.
— Мне кажется, наш план начинает осуществляться.
Джин подошла и села напротив.
— Мисс Баскет любит Селима и даже готова приехать сюда, работать в иракской больнице, — ответила она. — Я еще подумала вот о чем. — Молодая женщина сделала паузу. Дэвид внимательно смотрел на нее. — Если Селим согласится в обмен на нашу помощь его подруге снова оказаться рядом с Муктадой и передать ему сведения о Магеллане, то на кого мне сослаться? Не от капитана же американской разведки Уитенборна я все это узнала, не из Лэнгли. По-моему, хуже не придумаешь. Реакция Муктады будет однозначно прямо противоположна той, которая нам необходима. Здесь нужна какая-то связка.
— Точно. Связка нужна. — Дэвид улыбнулся. — Ты — профессиональный врач, Джин, а я профессиональный разведчик. Я должен обязательно размышлять о таких деталях. Кое-что я все-таки надумал. Знаешь этого человека? — Он открыл папку, вынул фотографию и придвинул ее Джин.
— Нет, — ответила та.
— Это профессор Багдадского университета «Аль-Мустансирийя» Джавад аль-Салим. Известная личность среди шиитов. Непримиримый противник Саддама и один из сподвижников Мухаммеда ас-Садра. Аль-Салим — крупный теолог, философ и известный врач. Он давно, как ты догадываешься, пользуется нашей поддержкой. Я думаю, его авторитет для Муктады непререкаем, ведь он с уважением относится ко всем людям, выступавшим на стороне его дяди и отца. О сотрудничестве Джавада с нашей стороной, я полагаю, Муктада не знает. Мы бережем подобные кадры и не подставляем их по пустякам. Нынешний серьезный случай заставляет нас доставать туза из колоды, ведь других вариантов нет. Магеллан слишком опасен, и мы не можем позволить себе роскошь использовать фигуру поскромнее и потерпеть неудачу только из-за того, что Муктада нам не поверит.
— Я знакома с этим Джавадом? — серьезно спросила Джин. — Наверное, мне на самом деле стоит увидеться с ним.
— Нет, не нужно. Подобный шаг только привлечет излишнее внимание. Специально съездить в Багдад, а потом сообщить Муктаде, что у него под носом орудует убийца его родственников… Сомнительный вариант. Вы якобы давно знакомы. По легенде, ты — Аматула Байян, начинавшая учиться медицине в Багдаде, на родине твоего отца, но из-за гонений на твою семью вас с родителями вынудили переехать в Париж. В Багдаде Джавад аль-Салим вполне мог стать твоим учителем. Поскольку он человек чрезвычайно компетентный, ты советуешься с ним в трудных случаях. В этом нет ничего странного. Вы можете общаться не только лично, но и через средства связи. В одном из разговоров аль-Салим мог обмолвиться тебе о своих подозрениях. Дескать, помощник мэра Эль-Кута ему кажется бывшим саддамовским полковником аль-Бандаром.
— Откуда Джавад вообще знает аль-Бандара? Если они враждовали с Саддамом, вряд ли аль-Салим дружил с аль-Бандаром.
— Аль-Салим — крупная фигура в иракской медицине. Несмотря на его оппозиционные взгляды, услугами Джавада не брезговали пользоваться и сам Саддам, и его сыновья, не говоря уже о приближенных. Идеи идеями, а здоровье-то поважнее будет. Аль-Бандар к нему обращался еще при Саддаме. Во всяком случае, мог обращаться. Кроме того, не забывай, для превращения в аль-Кариди, помощника мэра, аль-Бандар сделал пластическую операцию. Где он ее делал? Явно не за границей. Скорее всего, в Ираке. Даже если в Сирии или Египте, специалистов подобного профиля здесь наперечет, и все они знакомы между собой. Подобная история не могла пройти мимо аль-Салима. Он сам не пластический хирург, но мог узнать об этом от кого-то из своих коллег. Эту операцию аль-Бандар, скорее всего, делал уже под своим новым именем. Зачем ему светиться со старой фамилией после того, как власть Саддама свергли? Джаваду могли показать фото до операции и после просто похвастаться, а аль-Салим узнал аль-Бандара.
— Да, я понимаю. — Джин задумалась. — Почему, имея связи с коалицией, аль-Салим сам не рассказал о своих подозрениях?
— По очень простой причине, — сказал Дэвид. — Он боится за свою жизнь. Ведь у таких людей, как Магеллан, повсюду есть свои агенты с зоркими глазами и чуткими ушами. У него наверняка есть целая сеть завербованных людей, снабжающих Магеллана информацией. Джавад аль-Салим слишком заметная фигура, и каждый его шаг на виду. Обратись он к новым иракским властям или к войскам коалиции, это сразу же станет известно Магеллану. Тогда-то месть не заставит себя долго ждать, как и если он сам скажет обо всем Муктаде. Муктада, конечно, ему поверит, но Джавад после этого — мертвец. Магеллан успеет настигнуть его раньше, чем Муктада настигнет самого Магеллана. Кроме того, для Джавада вполне оправданно опасаться расправы над ним. Поскольку за ним следят, а у бывших саддамовцев все когда-то сильные оппозиционные фигуры на крючке, Магеллан догадается о «подставе», уйдя на дно, и оттуда, уже из подполья, совершит свою месть. У доктора медицины много оснований остаться в стороне, но в то же время он опасался и другого… — Дэвид откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. — Он случайно узнал тайну Магеллана. В любую минуту, в любой день тот мог его настигнуть, и это тоже гарантированная смерть. Лишние свидетели Магеллану не нужны, так как он постарается поскорее избавиться от Джавада, пока тот не сболтнул кому-нибудь еще. Если доктор Джавад каким-то образом, пусть случайно, узнает, кто такой аль-Кариди на самом деле, его вынудят при любом раскладе искать способы защитить себя. Как Джавад может это сделать? Только воспользовавшись услугами кого-то из своих знакомых, например учеников, и даже не просто знакомых, а имеющих доступ к Муктаде или хотя бы к его племяннику. Вряд ли Джавад захочет доверить тайну знакомым, открыто сотрудничающим с коалицией. Слишком грубо, да и снова для него опасно, как я и говорил. — Затянувшись сигаретой, Дэвид посмотрел в окно, размышляя. — Да, Аматула Байян — подходящая кандидатура, причем со всех точек зрения. Во-первых, эмигрантка, недавно вернувшаяся в страну, не так опутана местными связями, а значит, болтать особо не с кем, да и люди Саддама еще не взяли ее на крючок, так как у них есть дела поважнее. Но! — Дэвид поднял палец. — Она ученица Джавада, следовательно, кое-чем ему обязана. Помимо этого, Аматула лечит раненого племянника Муктады. Разоблачение надо доверить именно ей. Ранение Удея довольно серьезное. Так? — Дэвид взглянул на Джин.