– Что – Лара?! Человек, проживая жизнь, пытается вывести какие-то закономерности, чтобы не набивать себе шишки за одни и те же ошибки, понимаешь? Ты думаешь, в моей жизни не было ничего такого, из чего я бы не сделала такие выводы? Думаешь, я всегда была такой циничной и злой?
– Лара, что ты такое говоришь? Да ты – ангел! Думаю, что ты и мужа своего убила случайно, по неосторожности… Или же он был настоящим монстром! Я же вижу, что ты за человек, ты не способна на настоящее, жестокое убийство. Я в этом уверена, иначе и не осталась бы с тобой. К тому же я вижу, как ты относишься ко мне… Или это какая-то игра?
Я увидела, как Тамара побледнела, губы ее задрожали, я бросилась к ней и обняла. В порыве чувств я принялась целовать ее руки. Представляю, как я выглядела со стороны.
– Это не игра, не игра, поверь мне… – твердила я, уже оторвавшись от нее и вернувшись на свое место. Я закрыла лицо руками, потому что мне было стыдно за то, что я подвергла ее такому испытанию. Она ведь на самом деле могла поверить в то, что я – настоящая преступница. И у нее были бы на это основания – я-то ей не рассказала о себе ничего! Только несколько раз повторила ей, что убила мужа.
– Нет, не игра… Я на самом деле хочу тебе только добра.
Она смотрела на меня, сощурив глаза, словно приглядываясь ко мне внимательнее, пытаясь увидеть что-то такое, чего она не замечала прежде. Возможно, огонь зла, предательства, искры жестокости.
– А ведь я о тебе совсем ничего не знаю. История с моей сестрой, которую я рассказала и которая тебе с самого начала показалась неправдоподобной, мало чем по неправдоподобности отличается от того, что происходит со мной сейчас. Я выхожу из тюрьмы и оказываюсь в одном купе с тобой, с женщиной, которая внезапно берется помочь мне, оказывает покровительство… А что, если ты и Нина…
– Нет! – вскричала я. – Глупости! Ты что, с ума сошла! Я не знакома с твоей Ниной, и в поезде мы оказались случайно!
– Что вам еще от меня нужно? Хотите меня убить, чтобы я не встретилась с Гришей? Или завалить подарками, усыпить мою бдительность, чтобы потом… Что вы потом собирались со мной сделать? За что?
Я снова бросилась к ней, обняла и крепко сжала ее в кольце своих рук.
– Успокойся… Все, все… У тебя истерика, это нормально. Когда-то же ты должна была дать выход своим чувствам. Я с тобой. Поняла? Я всегда буду на твоей стороне. Я бы предложила тебе вообще забыть эту Нину и начать новую жизнь. О жилье можешь не беспокоиться, ты можешь жить у меня хоть всю жизнь, я буду только рада… Могу и купить тебе квартиру, это не вопрос. Но ты очень похожа на меня, а я бы не оставила все это вот так, не отомстив, не выяснив… Ну? Ты успокоилась? Господи, да у тебя же зубы стучат… Что я наделала? Чего наговорила лишнего? Но я и теперь могу тебе повторить, что твоя Нина – тварь редкостная. И что ее нужно наказать. Но уж никак не встречаться с ней для душевной беседы. Она тебе сыпанет в кофе отраву. Я даже не удивлюсь, если выяснится, что она – больной человек.
Томочка затряслась, словно внутри ее заклокотало накопившееся горе:
– Лара, но она же моя сестра! Мы же с ней вместе росли, хоть она и старше меня была! Мы с ней картошку ели из одной сковородки, спали под одним одеялом, когда в квартире трубы зимой прорвало, и было холодно, как на улице… Мы с ней, я считала, родные люди! Я бросила все и поехала вместе с ней, чтобы спасать ее, вызволять ее сына, мстить за ее плен какому-то там Егору… А она все это выдумала, выдумала!
Мне пришлось увести ее из кафе, мы вернулись в машину и поехали домой.
Дома я дала ей успокоительных капель и уложила в постель. Сидела рядом, держа ее руку, и пыталась успокоить.
– Ты не переживай, ведь у тебя есть я. И хотя ты пока обо мне мало что знаешь, поверь мне: я – вполне нормальный и, главное, адекватный и не подлый человек. Просто так сложились обстоятельства… Думаю, ты догадываешься, что я не всегда была такой богатой. Мне кажется, что мое плебейское происхождение и воспитание написаны у меня на лице. У меня всего-то десять классов образования и курсы парикмахера. Конечно, я не москвичка, я приехала из Тамбова, была дочерью шофера и продавщицы. Влюбилась вот, как твоя сестра Нина, сбежала из дома, поехала на «КамАЗе» с парнем в Москву, жила в общежитии, потом в коммунальной квартире, но уже с другим парнем, кое-как закончила курсы, работала в салоне красоты в Выхино, затем снова роман, закончившийся очень плохо, я влезла в долги, взяла кредит для этого идиота… Словом, сама во всем виновата! Но у тебя – другое дело. Ты уж точно пострадала без вины. А это значит, что ты должна отомстить. Но очень осторожно, аккуратно. Как? Надо хорошенько все обдумать.
Я, как могла, успокоила ее. Жаль было, конечно, что день заканчивался так грустно. А ведь я старалась поднять ей настроение. Но, видимо, ни покупки-подарки, ни мое присутствие и участие не смогли смягчить, уменьшить ее боль, ее прозрение после восемнадцати месяцев раздумий и явно фантастических планов, связанных с ее возвращением в нормальную жизнь.
– Лара?.. – Она вдруг поднялась на постели и устремила долгий задумчивый взгляд куда-то мимо меня. – А что, если та встреча… с Гришей, там в баре… была не случайной?
– Как это? – не поняла я.
– Ладно… – Она выдохнула, обмякла и снова легла. – Забудь. Глупость все это, как ты говоришь…
Хозяина у этого чердака не было, а потому я заняла его, как занимают чужие города, страны, как захватчица. Но тихая такая, не скандальная и вообще тайная. Я никому не собиралась причинять зла, не претендовала на право собственности, мне от этого холодного и жуткого чердака нужно было лишь одно: чистое окно.
Конечно, кто-то подумает, что я сошла с ума, но на самом деле я вполне здорова. Просто считаю, что каждый человек имеет право на счастье. Другое дело, что счастье у всех разное. Кому-то нужно одно, кому-то другое. Мое счастье заключалось (за неимением большего), вот в этом окне, из которого хорошо просматривались окна квартиры, в которой протекала, проходила, проплывала жизнь человека, которого я люблю.
Любовь, пожалуй, это сумасшествие. Отрава. Думаю, это и есть самый настоящий наркотик, без которого не можешь. Твой организм, твоя кровь, твои губы ищут именно этот вкус, именно эти ощущения, запахи, прикосновения, звуки голоса. В моей голове большая часть мозга была порабощена этой отравой и постоянно требовала подпитки, хотя бы звучания его имени. Думаю, что нередко прохожие, находящиеся поблизости от меня, могли слышать, как я произношу его имя: Гриша. Сладкое слово – Гриша. Мягкое и вместе с тем какое-то наперченное, острое.
Думаю, что ничего этого не случилось бы, если бы я не поцеловала его тогда там, на кухне. Отравленная, пьяная от этого поцелуя, я (с сорванной крышей!) назначила ему встречу в саду. Ночью. Как в дурацком старинном романе. И, что самое удивительное, он пришел! И уж как мы с ним оказались на траве, я и сама уже не помню. Как-то само все вышло.