– Но… – заговорила я.
– Во всех аспектах. Ты понимаешь меня, Флавия?
– Как насчет ядов? – уточнила я, надеясь вопреки всему.
– Разумеется, тебя обучат более традиционным вещам, – продолжала она, игнорируя мой вопрос, – например, шифрованию и взлому кодов и тому подобному, а также более современным и изощренным искусствам, о которых даже не догадываются самые сенсационные писатели.
– Тетушка Фелисити сказала, что мне предстоит стать членом Гнезда… – начала я.
Гнездо – так именовалась тайная организация, куда меня должны принять, именно в этом заключалась причина моего пребывания в Канаде.
– Ш-ш-ш! – перебила меня она, прикасаясь пальцем к моим губам. – Ты никогда больше не должна произносить это слово. Никогда.
– Но как я узнаю, кто из пансионерок…
Она снова ласково прикоснулась пальцем к моим губам.
– Они сами дадут о себе знать. До тех пор не доверяй никому.
– Как насчет Джумбо? Ван Арк?
– Всему свое время, Флавия.
Как легко сейчас было бы спросить мисс Фолторн, слышала ли она что-нибудь о личности трупа, вывалившегося из моего камина, и в то же время нелегко.
Разговор между человеком моего возраста и человеком вроде мисс Фолторн напоминает лабиринт: есть вещи, которые все знают, и каждый знает, что другой тоже в курсе, и при этом о них нельзя говорить. Но есть вещи, которые ты знаешь, но при этом понимаешь, что другой не в курсе о том, что ты знаешь. И о них нельзя говорить ни в коем случае. По причине возраста, из-за приличий – существует то, что Даффи назвала бы «табу»: запретные темы, которые мы должны обходить в разговоре, как обходим кучи навоза на дороге, которые хотя и очевидны для всех, но не стоит их трогать или упоминать о них.
Когда задумываешься на эту тему, понимаешь, что мир очень странный.
– Ты должна научиться не задавать лишних вопросов, – продолжила мисс Фолторн, словно читая мои мысли. – Это главнейшее правило: девочки не выдают информацию о других девочках, с которыми они учились или учатся.
В ее словах было что-то знакомое. «Есть вопросы, которые нельзя задавать», – сказала мне тетушка Фелисити, когда мы шли по Висто к Букшоу. И вот опять.
– Вы имеете в виду, что я должна делать выводы самостоятельно, – откровенно спросила я, произнеся это даже не как вопрос, а как утверждение.
– Оценка «отлично», – спокойно сказала она, будто говоря сама с собой и отводя взгляд куда-то в сторону.
Легкий ветерок пошевелил листья, и в его прикосновении почудилась прохлада. В конце концов, уже осень.
– У тебя будут полевые тренировки, – неожиданно продолжила мисс Фолторн, – которые потребуют значительного мужества с твоей стороны. Я верю, что ты нас не подведешь.
– Харриет тоже прошла эти тренировки? – спросила я.
Молчание было мне ответом.
– Я договорилась с мисс Баннерман, что она будет обучать тебя химии. Она уверяет, что твои познания значительно превышают наши ожидания. Ты начнешь работать с электронным микроскопом и водородным спектрофотометром почти сразу же.
Яру-у-у! Не могу поверить своим ушам! Воистину передо мной распахнулись райские врата!
– И я не возражаю, чтобы ты знала, что исключительно благодаря влиянию в высоких сферах, которым обладает старшая мисс де Люс, наше скромное учреждение получило финансирование, необходимое для приобретения столь современных устройств.
Старшая мисс де Люс? Тетушка Фелисити! Конечно же!
Тетушка Фелисити не упомянула о своей роли, когда говорила о современнейшем научном оборудовании, предоставленном академии мисс Бодикот, но теперь все стало кристально, идеально, совершенно понятно.
Мисс Фолторн улыбнулась, словно прочитала мои мысли.
– Так что видишь, – заметила она, – в некотором роде, если бы Флавии де Люс не существовало, вполне вероятно, что больше не было бы и женской академии мисс Бодикот.
Боюсь, я раззявила рот, когда до меня дошел смысл ее слов.
– Нас с тобой многое связывает, Флавия… очень многое.
Что я могла сделать? Что сказать? Весь мир внезапно и без предупреждения оказался куда более значительным местом, чем можно было представить. Я стояла на краю огромной бездны, и другой край был так непредставимо далек, что только вера могла проложить к нему дорогу. Предполагаю, что это мост, соединяющий детство с тем неизведанным, что лежит впереди.
Я осознала, что сейчас тот самый миг, когда ты стоишь на пороге и должен сделать выбор: или остаться, пусть даже ненадолго, ребенком, или смело шагнуть в другой мир.
Я сделала то единственное, что пришло мне в голову.
Схватила руку мисс Фолторн и сильно сжала.
– Отлично, – объявила она. – Я рада, что мы понимаем друг друга. Итак, теперь…
Мне показалось, или она заговорила со мной совершенно другим тоном? Совершенно другим голосом?
– Твоя работа с мисс Баннерман обязательно должна проходить в предрассветные часы. Никто не должен видеть, что ты проводишь необычно много времени в ее обществе, хотя, разумеется, ты можешь время от времени притворяться тупицей на ее уроках и пользоваться этим как предлогом, чтобы после обычного урока вернуться к ней в класс за объяснениями, – на твое усмотрение.
Притворяться тупицей – один из моих многочисленных талантов. Если считать глупость теоретической физикой, то я – Альберт Эйнштейн собственной персоной.
– Но сейчас, – продолжила мисс Фолторн, широким взмахом руки охватывая окружающую нас территорию, – твоей классной комнатой будет вот это. Никто не обратит ни малейшего внимания на женщину и девочку, гуляющих по кладбищу. Что они могут тут делать? Только навещать могилы и скорбеть.
Мы долго шли среди надгробий, мисс Фолторн и я, время от времени останавливаясь, чтобы отдохнуть на скамейке под лучами солнца или поправить цветы на случайной могиле.
Наконец она бросила взгляд на часы.
– Надо возвращаться, – сказала она. – Мы разделимся и пойдем разными маршрутами, когда окажемся в четырех кварталах от дома.
Дом. Какое странное слово, как странно оно ощущается.
Как много времени прошло с тех пор, как у меня был дом.
Итак, мы отправились в долгую прогулку… домой.
Многое из того, о чем мы говорили, мне запрещено доверять бумаге.
Глухо зазвенел будильник. Я полезла под подушку и угомонила эту штуковину, потом достала ее взглянуть, который час. Три часа ночи.
Мисс Фолторн положила будильник в мою кровать, как и обещала, пока я была на уроках. Это были большие важные часы со стрелками из радия, светившимися в темноте зеленью, и звонком такой громкости, чтобы его было слышно из-под подушки, но не за пределами моей комнаты.