— «...-ля-мать-вашу! Коней-с-трассы-за-ограждение-нах-х! Пусть-внизу-пасутся! Золото-собрать! Голову-убрать! Грач-кончай-стонать-жить-будешь! Хан-тащи-аптечку! Помоги-ему-быстро!»
— «А-с-этими-то-делать-че?» — вклинился в скороговорку русинского десятника чей-то голос.
— «Через-плечо! Поднимать-и-уводить-по-одному! Обыскать-всех-и-в-клетку! У-у-у-зверье!» — харагуульный унбаши неприязненно покосился на Дэлгэра.
— «Так-в-камеру-ж-все-не-поместятся?»
— «Слышь-мозги-ней-би! Кто-не-поместится-запереть-в-оружейке. Там-один-хрен-пусто».
Кто-то рывком поднял Далаана на ноги и грубо толкнул к двухэтажному харагуульному гэру.
— «Пшел-сука!»
* * *
Косов зло сплюнул. Ну и дежурство выдалось — мама, не горюй! Замаешься теперь бумажки писать.
Золото собрали. Голову Алибека откатили в сторону и прикрыли тряпкой. Коней с грехом пополам согнали под насыпь. Задержанных по одному заводили на КПМ. Не столько заводили даже, сколько загоняли пинками и дубинками. Правильно: не хрен с такими церемониться.
Грачеву заклеили пластырем правую щеку. Сержант кривился от боли, но больше не скулил. В общем-то, Грачу здорово повезло: лицо прикрыла фуражка, плечо — бронник. Главное — глаза уцелели. Нагайка лишь рассекла щеку. И не так чтоб очень глубоко — просто сорвала клок кожи. Рана — не опасная, больше крику было.
— Хан, ты мне нужен. — Косов шагнул к Ханучаеву. — Калмыцкий знаешь?
Ханучаев недоуменно захлопал узкими глазками:
— Ну да… я же сам…
— Еще какие-нибудь языки? Восточные, я имею в виду?
Снова подумалось: эх, Ритку бы сюда сейчас!
— Да не… ну… — забормотал Хан.
— Короче, — оборвал его Косов. — Я щас пойду доложусь начальству. Расскажу что да как. Пусть приезжают и увозят задержанных. А ты пока берешь Грача и начинайте допрашивать вон того.
Капитан кивком указал на вожака азиатов, которого как раз вздергивали на ноги.
— Он в этой банде за главного.
— Да кто они такие-то, а капитан! Че вырядились-то так? Че на конях?
— Вот ты все это и выясни, Хан. Мы ни хрена и не поняли, чего они тут лопочут. Может, у тебя получится. Может, это земели твои целым табором приперлись. Попробуй узнать хотя бы, на каком языке ботают.
— А этот, бородатый? — Ханучаев покосился на здоровяка с явно славянской физиономией, основательно уже покоцаной. — Он же русский, наверное. Может, лучше его допросить?
— Никакой он не русский, — хмуро ответил Косов.
— А кто ж тогда?
— А х-ху-зна! В общем, давай, Хан, дерзай. Только поосторожнее там. Бешеные они какие-то, отмороженные все, нах-х! То ли обкуренные вконец, то ли тупые совсем. Видал, как Грачу морду порвали?
Не хватало троих. Куда русины увели бродника-уруса Плоскиню и братьев Тюрюушэ и Тюрюубэна, Далаан не знал. О том, что с ними сделали, тоже ничего известно не было.
Его самого и прочих воинов из его десятка впихнули в клетку, так и не освободив рук. В клетку! Кто бы мог помыслить! Послы Субудэя, воины Потрясателя Вселенной сидели за решеткой, с кандалами на запястьях! Обезоруженные, избитые, ограбленные и униженные… Несчастные русины либо не понимали, с кем имеют дело, либо были слишком уверены в своей безнаказанности.
Харагуульное узилище оказалось надежным. Из такого не сбежать. Маленькое зарешеченное окошко. Шершавые каменные стены. Голый пол, выложенный из небольших плит. Диковинный круглый светильник в металлическом сетчатом колпаке, светивший без дыма и жара под высоким потолком. Пара узких жестких лежанок. Толстые железные прутья и железная же дверь отделяли тесную клетку от помещения побольше.
За дверью стоял массивный стол на высоких железных ножках. Возле стола, по обе стороны — два стула. Тоже железные.
На один русины уже усадили Дэлгэра с разбитым лицом и скованными руками. Напротив — на другом — расположился нукер, обликом похожий на воина степей, но носивший русинские одежды. Еще один страж харагуула — тот самый презренный вор, что покусился на чужое золото и попал под плеть Дэлгэра, — встал, помахивая черной дубинкой, позади посла.
На плечевом ремне под мышкой у вора висела огненная трубка. Разорванная щека русина была заклеена тонкими белыми лоскутами ткани или кожи. Рана больше не кровоточила. Однако в глазах русина все еще горел злой огонек, а на губах застыла нехорошая улыбка.
Маленькая, но увесистая дубинка из неизвестного материала так и плясала в суетливых руках. Было видно: русину не терпится пустить ее в ход. А Далаан уже знал, каково это, когда гибкая черная палка обрушивается на голову. И он прекрасно понимал: русинский нукер использует ее без стеснения, когда сочтет нужным. Избить чужого посла до полусмерти русинам ничего не стоило.
Далаан молча наблюдал из клетки за происходящим и мысленно молил Великого Тэнгри даровать ему возможность вырваться из узилища. Любую. Малейшую. Какую он ни за что не упустит. Не для того, чтобы спасти свою шкуру, — нет. Чтобы предупредить Субудэя-богатура и Джебе-нойона о русинском гостеприимстве. Чтобы рассказать о судьбе посольства. Субудэй и Джебе должны были знать все. И они должны знать все как можно скорее.
Пока Тэнгри был глух к мольбам Далаана. Пока оставалось только ждать и смотреть.
Он смотрел. И он ждал.
* * *
Ханучаев еще раз скользнул взглядом по задержанным. Ишь, все в коже да железе. Под длинными расшитыми халатами — пластинчатые панцири, как у богатуров древности. А вот шлемов уже нет ни на одном. Посбивали каски с дурных голов.
Лица — да, азиатские. Но вот калмыки ли это? Может, казахи, узбеки или киргизы какие-нибудь? Так сразу и не разобрать…
Всего на нарах и бетонном полу тесной, не рассчитанной на такое количество народа камеры сидели семь человек. Все семеро угрюмо пялились из-за решетки. Молчали… Из камеры шел тяжелый духан — запах немытых тел, пыли и лошадиного пота.
Троих, не поместившихся в клетке, пришлось запереть в оружейной комнате. Еще один со скованными за спиной руками сидел на прикрученном к полу стуле перед таким же намертво зафиксированным столом.
Вожак — или кто он там? главарь? бригадир? — всей этой кодлы злобно, словно загнанный хищник, зыркал по сторонам. Этот тоже был без шлема. Его панцирь и халат смотрелись богаче, чем у остальных.
Грязные, заплетенные в косички волосы были измазаны в пыли и крови. Под правым глазом наливался синяк, губа — разбита, во рту не хватало пары зубов. За спиной задержанного стоял, поигрывая резиновой дубинкой, Грачев.
Ну конечно, Грач успел порезвиться, пока вел задержанного на допрос. Сержант вообще такое дело любил и умел доводить человека до нужной кондиции, а тут еще представился случай свести счеты за порванную щеку. Хотя, следовало признать, задержанный сломленным пока не выглядел. Испуганным тоже. Вот озлобленным — это да.