— Чертов сукин сын! — продолжил старик.
Его ладони сжались в тугие кулаки.
— О ком вы говорите? — вновь спросила Конни.
Ее пробрал страх. Она почувствовала себя под прицелом винтовки. Конни оглянулась, посмотрела на ближайший лес, но увидела лишь темные деревья.
— Заберите детей, — сказал Харольд.
Он взглянул на свой старый грузовик.
— Эй, парни, уложите Джима в кузов. Конни, ты тоже забирайся туда. Ложись и не поднимай головы, пока я не скажу!
— Папа, что-то не так? — спросил Джейкоб.
— Не волнуйся. Все будет хорошо.
Затем Харольд повернулся к Люсиль:
— Где оружие?
— Держи.
Она с гримасой отвращения передала ему пистолет.
— Выброси его.
Харольд сунул оружие за пояс и направился к кабине.
— Папа, что происходит? — спросил Джейкоб.
Он все еще стоял рядом с матерью. Она похлопала сына по руке, словно наконец признала его присутствие.
— А теперь всем тихо! — строго сказал Харольд. — Быстро забирайтесь в грузовик. Дети, садитесь в кабину и пригните головы вниз.
— А где сядет мама? — поинтересовался Джейкоб.
— Сынок, — рявкнул Харольд, — делай, что тебе говорят! Нам нужно убраться отсюда как можно быстрее. Я хочу вернуться домой. Там мы сможем обеспечить безопасность Конни и ее детей.
Джейкоб лег на сиденье в грузовике, и старик одобрительно похлопал мальчика по плечу, давая знать, что это для его же пользы. Он не стал извиняться, хотя уже жалел о том, что накричал на ребенка. Харольд считал, что человек не должен извиняться, если он не делал ничего плохого. Однако в его кодексе поведения не имелось запрета на похлопывание по плечу обиженного паренька.
Когда мальчик устроился, Харольд вышел из кабины и помог уложить тело Джима в кузове грузовика. Пока Люсиль наблюдала за этой сценой, к ней на ум пришла цитата из Писания. Она громко процитировала ее:
— «Мой Бог послал Ангела Своего и заградил пасть львам, и они не повредили мне, потому что я оказался перед Ним чист» [5] .
Харольд не стал возражать. Слова звучали правильно.
— Поосторожнее, — сказал он, ни к кому не обращаясь в частности. — Придвиньте тело ближе к борту.
— Я раскаиваюсь, — все еще стоя на коленях, сказала Люсиль. — Раскаиваюсь. Это моя вина.
Когда труп Джима уложили в кузове, Харольд предложил Конни забираться туда же.
— Детей мы разместим в кабине, — сказал он.
Затем он извинился перед ней, хотя и не мог сказать, по какой причине.
— Так что, в конце концов, происходит? — спросила Конни. — Я ничего не понимаю. Куда мы поедем?
— Просто усади детей в кабину, — повторил Харольд.
Конни последовала его инструкциям. Дети сжались на сиденье рядом с Люсиль, Джейкобом и Харольдом. Старик велел им пригнуть головы вниз. Они покорно сделали, как им сказали, и тихо зашептались, когда грузовик помчался по шоссе, все больше удаляясь от города. Люсиль смотрела в темноту перед собой. Ее ум был занят другими мыслями. Конни ехала в кузове. Она лежала рядом с телом мужа — как делала это все годы их семейной жизни и последующей смерти. Она сжимала пальцами его руку. Ее не пугала и не расстраивала близость с мертвым. Она боялась только одного: разлуки с любимым супругом.
Харольд настороженно рассматривал темноту по краям лучей, идущих от фар. Он выискивал в кустах ствол ружья, который в любой момент мог выстрелить и послать его в могилу. Когда город исчез за краем леса и до дома осталось несколько миль, он вытянул руку и погладил предплечье Люсиль.
— Почему мы возвращаемся домой? — спросил Джейкоб.
— Когда ты был в Китае, одинокий и напуганный, что тебе хотелось сделать?
— Поехать домой, — ответил мальчик.
— Так поступают все люди, — сказал Харольд. — Даже если они предполагают, что там их ожидает ад.
Когда грузовик свернул с шоссе на грунтовую дорогу, которая вела к их дому, Харольд обратился к жене:
— Как только мы остановимся, сразу веди детей внутрь. Никаких вопросов. Не тревожься о Джиме. Просто заведи детей и Конни в дом. Ты слышишь меня?
— Да, — ответила Люсиль.
— Когда вы окажетесь внутри, поднимайтесь наверх. Не останавливайтесь ни на секунду. Все остальное можно будет сделать позже.
Выехав на подъездную дорожку, Харольд остановил грузовик, включил «верхний свет» и осветил фарами передний двор. Дом выглядел непривычно заброшенным. Харольд впервые видел его таким пустым и безлюдным. Он нажал на газ и медленно поехал вперед, затем добавил скорость, промчался по дорожке и, сделав крутой разворот, подогнал машину задом к ступеням крыльца, как будто собирался выгружать рождественскую ель или поленья для печи.
Старик интуитивно чувствовал, что за ними началась погоня — вот почему он действовал в такой спешке. И действительно издалека донесся грохот моторов. Судя по звукам, машины свернули с шоссе на грунтовую дорогу. Харольд открыл дверь грузовика и спрыгнул на землю.
— Быстро в дом! — крикнул он.
Харольд вытащил детей из кабины, собрал их вокруг себя, как маленьких жеребчиков, и указал им на крыльцо.
— Живее, детки. Бегите в дом и поднимайтесь наверх.
— Это уже интересно, — произнес Джейкоб.
— Ты тоже беги, сынок.
Внезапно на подъездной дорожке замелькал свет фар. Прикрыв глаза рукой, Харольд вытащил пистолет из-за пояса. Едва Джейкоб, Люсиль и Уилсоны вбежали в дом, во двор въехал первый грузовик. Он остановился под старым дубом. К нему присоединились еще три машины. Их включенные фары освещали дверь дома. Харольд уже знал, кем были его преследователи. Он медленно поднялся на веранду. Двери грузовиков открылись. Водители вышли из своих машин.
— Харольд! — позвал голос, звучавший позади стены света. — Иди к нам, старина!
— Выключи фары, Фред. И скажи своим дружкам, чтобы они сделали то же самое.
Старик встал перед дверью и опустил предохранитель пистолета. До него донесся топот ног по лестнице, ведущей на второй этаж. Женщины и дети выполняли его указания.
— Судя по звуку, Клэренс еще не отрегулировал приводной ремень.
— Не беспокойся об этом, — ответил Грин.
Фары его грузовика погасли. Вскоре остальные водители последовали его примеру.
— Я так понял, что твой громобой по-прежнему при тебе, — сказал Харольд.
Фред вышел из кабины и встал перед своим грузовиком. Когда глаза Харгрейва привыкли к перемене освещения, он увидел в его руках охотничье ружье.