— Я не хотел так поступать, — произнес Фред. — Ты же меня знаешь.
— Кончай болтать, — крикнул Харольд. — Ты ненавидел его с тех самых пор, как он вернулся. И едва только выдалась возможность, ты воспользовался случаем. У тебя всегда был вспыльчивый характер. А когда мир слетел с рельсов, ты стал тем, кем мечтал быть всю свою жизнь — бандитом и убийцей.
Харольд отступил на шаг и приподнял пистолет. Люди, приехавшие с Грином, нацелили на него дробовики и ружья. Но Фред держал свое оружие опущенным.
— Харольд, — сказал он, покачав головой, — отдай их нам, и пусть все на этом закончится.
— Вы хотите их убить?
— Харольд, я тебя прошу!
— Почему вам так нужно, чтобы они умерли?
Харольд сделал еще один шаг назад. Ему не хотелось оставлять тело Джима в кузове грузовика, но другого выбора не было.
— Как вы дошли до этого? — спросил он. — Я думал о вас лучше, парни.
Он был почти у порога.
— Они существуют против правил природы, — ответил Фред. — Никто из них не заслуживает жизни.
Харольд вошел в дом и захлопнул дверь. На миг во дворе перед коттеджем воцарилась тишина. Затем старый дуб зашелестел листвой под внезапным порывом ветра, который пришел с юга, как предвестник несчастья.
— Несите канистры с бензином, — крикнул Грин.
Патрисия Беллами
Он нашел мать в пустом школьном классе. Она сидела на краю металлической койки, ожидая его — ожидая неимоверно долгое время. Ее руки покоились на коленях. Взгляд был нацелен прямо вперед, не фокусируясь на отдельных деталях. Когда она увидела его в дверном проеме, в ее глазах вспыхнули искорки узнавания.
— О, Чарльз! — воскликнула она.
— Да, — ответил он. — Я здесь.
Она улыбнулась с еще большей лучезарностью, чем делала это в его воспоминаниях.
— Я так тревожилась, — сказала она. — Мне даже показалось, что ты забыл обо мне. Нам нужно приехать на вечеринку вовремя. Я не люблю, когда мы опаздываем. Это невежливо. Нас могут не так понять.
— Да, — сказал Беллами, садясь на койку рядом с ней.
Он сжал ее руки в своих ладонях. Патрисия еще раз улыбнулась и прижалась щекой к его плечу.
— Я скучала по тебе, — сказала она.
— Я тоже скучал по тебе.
— Мне даже подумалось, что ты забыл меня, — сказала она. — Разве не глупая мысль?
— Да.
— Но я знала, что ты вернешься.
— Конечно, дорогая, — ответил Беллами.
Его глаза блестели от слез.
— Ты знала, что я не уйду от тебя.
— О, Чарльз! — прошептала старая женщина. — Я так горжусь тобой.
— Я ценю твои чувства, — ответил Беллами.
— Вот почему мы не можем опаздывать. Это его праздничная вечеринка. Знаменательный день, когда он стал большим правительственным чиновником. Наш сынок! Он должен знать, что мы гордимся им. Марти должен увидеть, как мы любим его. Он должен понять, что мы сделаем для него все на свете.
— Я уверен, он знает об этом, — с трудом произнося слова, ответил Беллами.
Они сидели так долгое время. Снаружи раздавались звуки беспорядков. В городе продолжались небольшие столкновения. Такова была природа вещей: некоторые солдаты оставались верными полковнику Уиллису — или, скорее, тому, что он воплощал своей персоной. Они не могли поверить, что все его слова и поступки — его авторитетное мнение о «вернувшихся» — были неправильными. Поэтому они сражались дольше других. Однако патроны убывали, их выстрелы постепенно затихали. И вскоре все закончилось.
В пустой комнате сидели мать и ее сын. Они пытались снова пережить мгновения личного счастья, пока смерть — или то явление, что отзывало «вернувшихся» назад, словно шепот в ночи — не придет за ней или за ним. Он не желал повторять своих ошибок.
— Ах, Марти, — сказала его мать. — Я так люблю тебя, сынок.
Патрисия начала ощупывать свои карманы в поисках конфет. Она часто так делала, когда он был мальчиком. Мартин Беллами сжал ее руку.
— Я тоже люблю тебя, — сказал он. — И клянусь, я больше этого никогда не забуду.
— Наверное, ты думал, что я глупый баран и что я и не приеду сюда? — прокричал Фред.
Его голос проникал сквозь переднюю дверь и тонкие стены дома, как звон колокола.
— Я надеялся на это, — ответил Харольд.
Он только что подтащил кушетку, которой хотел заблокировать переднюю дверь.
— Кончай, Харольд. Не отказывай мне в просьбе. Я с парнями могу поджечь твой дом.
— Да, можете попробовать, — крикнул Харольд, выключив свет в доме. — Но тогда вам придется подойти поближе. У меня имеется пистолет и прочие штучки. Не знаю, как вам понравятся дырки в собственной шкуре.
Когда свет погас и дверь оказалась подпертой, старик устало сел на корточки за кушеткой. Он слышал, как люди Грина выплескивали бензин на заднюю стену коттеджа. Он мог бы пойти в ту часть дома. Он мог бы отстреливаться. Но у него не осталось сил. Ситуация ухудшалась с каждой минутой, и он винил себя за упущенные возможности в активной обороне. Уж одного из нападавших он бы точно пристрелил.
— Харольд, я не хочу сжигать твой дом.
К своему изумлению, старик услышал в голосе Фреда нечто похожее на искренность. Но насколько он мог верить этому убийце?
— Я просто выполняю то, что должно быть сделано, — продолжил Грин.
— По-моему, мы все тут выполняем то, что должно быть сделано.
Харольд посмотрел в направлении лестницы. Скрип половиц наверху подсказывал, что к нему кто-то двигался.
— Держись подальше от чертовых окон! — крикнул он.
На верхней площадке появилась Люсиль. Шаркая ногами, она неуклюже начала спускаться вниз. Артрит заставлял ее морщиться при каждом шаге.
— Возвращайся наверх, черт тебя подери! — рявкнул Харольд.
— Мне нужно кое-что сделать, — ответила его жена. — Это я во всем виновата. Вся вина лежит на мне!
— Господи помилуй, женщина! — проворчал старик. — Разве твоя книга не говорит, что жадность является великим грехом? Перестань скупиться и поделись своей виной. Просто представь, что наш брак пропадет, если ты будешь валить всю вину на себя. Ты высверливаешь в моем сердце дыру, ведущую прямо в ад.
Он вскочил на ноги и пошел навстречу к ней.
— Возвращайся наверх!
— Почему? Потому что я женщина?