— Тогда почему ты меня избегаешь?
Дон Диего набрал в грудь побольше воздуха. Он избегал ее потому, что чувствовал себя с ней так, словно его вот-вот свалит с ног штормовой волной. Она могла свести его с ума, и тогда, забывшись в ее объятиях, он пошел бы за ней хоть в ад. Ее серебристые глаза светились такой подкупающей искренностью, что он всерьез опасался за свой рассудок. Трудно было не верить ей, а поверить — значило бы перечеркнуть всю свою жизнь. Все, во что он верил, все, что осознавал как свое прошлое, — все это заставляло его ненавидеть таких, как бывший муж этой женщины, ненавидеть врагов Испании, язычников, грабителей и варваров — английских флибустьеров. Бороться за процветание Испании и истинной веры — в этом он видел свой долг дворянина, высшую цель своей жизни. Она же заставляла его отказаться от цели, презреть долг. Пойти за ней означало предать свои идеалы; пойти на сделку с этой красивой еретичкой значило для него предать самого себя и покрыть позором свой древний испанский род.
— Я избегаю тебя, — холодно заметил он, — потому что твоя ложь тянет меня в ад. Потому что я испанец и…
— Нет, ты англичанин, — с ожесточением в голосе перебила Каролина. — Ты был англичанином и англичанином остаешься!
— Но Келлз был ирландским пиратом, — заметил он с усмешкой. Наконец-то ему удалось поймать ее на слове!
— Келлз притворялся ирландцем для того, чтобы спасти от позора свою семью в Англии, — возразила Каролина. — Келлз на самом деле не кто иной, как Рэй Эвисток, старший из ныне живущих сыновей виконта, лорда Гейла.
— Не сомневаюсь в том, что вы знаете вашего мужа, — сказал дон Диего, пожав плечами. — Но я не Келлз. Забудьте о ваших фантазиях!
— Нет, не забуду! — воскликнула Каролина в отчаянии. — Не забуду, потому что ты в опасности! И с каждым мигом тучи над тобой все более сгущаются!
Его смех эхом отозвался в холле.
— Не могу поверить, что вы повредились умом. Следовательно, единственная цель всех ваших безумных рассказов — обмануть меня. А вот этого, любезная, не будет! Клянусь Богом, никому я не служил, кроме как испанскому королю. И не буду служить! — Голос его звенел от гнева, и его искренность возмутила Каролину до глубины души.
Она подбоченилась, вскинула голову — и мигом превратилась из несчастной, отчаявшейся женщины в надменную Серебряную Русалку. Сейчас Каролина была такой, которой ее знали на Тортуге и какой она редко кому являлась в Порт-Рояле.
— Ты топил их галионы и грабил их города, — бросала она ему в лицо. — Ты женился на мне по флибустьерскому обряду на борту «Морского волка», и на Тортуге все веселились на нашей свадьбе! Ты дрался из-за меня, и столько всего было еще! А теперь ты от меня отказываешься?
Он не мог не восхищаться силой ее духа. В конце концов, сказал он себе, она была в стане врагов, и кто может винить ее в том, что она старается укрепить свое положение?
— Если бы вы были мужчиной и заявили мне, что я Келлз, я бы вызвал вас на поединок и вы бы собственной кровью смыли нанесенное мне оскорбление, но вы женщина, и вы беззащитны. Мне очень хочется научить вас повиновению с помощью кнута, но я не стану этого делать, потому что у вас бесстрашное сердце. Откажитесь от сказанного, и мы снова станем друзьями.
Каролина беспомощно всплеснула руками. Ну почему он так упрям?!
— Ты болван, — с горечью проговорила она. — И твоя глупость будет стоить тебе жизни.
— По крайней мере я распоряжусь своей жизнью по собственному усмотрению, — заметил он с невозмутимым видом.
— Келлз, — взмолилась она, — что я должна сделать, чтобы ты мне поверил?
— Если ты еще раз назовешь меня Келлзом, — проговорил он бесцветным голосом, — я задеру твои юбки и так отшлепаю тебя, что твой прелестный белый задик станет таким же румяным, как щеки.
— Ты не посмеешь! — воскликнула она, сверкая глазами.
— Ошибаешься, посмею.
— Ну что ж, я буду называть тебя Келлзом, когда захочу! И уж конечно, буду называть тебя Келлзом, когда мы будем наедине!
Каролина поздно поняла, что зашла слишком далеко. Она поняла это лишь тогда, когда роковые слова сорвались с ее губ.
Она не успела шевельнуться, вернее, не успела броситься наутек — Келлз накинулся на нее, словно кот на мышь, и, перехватив ее поперек талии, понес к себе. И напрасно Каролина вопила, колотила его ногами и молотила кулаками по каменной груди, она добилась лишь того, что разбила носки туфель о грубую кожу его сапог, а руки ее отчаянно заболели.
Хуана и Лу, привлеченные шумом, выбежали узнать, что происходит. С истинным наслаждением они наблюдали, как дон Диего, перепрыгивая через ступеньки, несет отчаянно сопротивляющуюся Каролину, закинув на плечо точно мешок.
— Что это он собрался с ней делать? — с удивлением спросила Лу.
Старая Хуана рассмеялась:
— Он намерен ее поколотить, но передумает.
По выражению лица Лу нетрудно было догадаться: она не очень-то верит Хуане. Старая служанка подтолкнула молодую локтем.
— Он ее любит, Лу. С чего бы иначе он приходил от донны Химены с таким видом, будто его пытали?
— Может, он боится, что муж донны Химены узнает? — предположила Лу.
Хуана снова рассмеялась.
— Я думаю, дои Диего не боится ни Бога, ни дьявола, а уж тем более ревнивых мужей, будь то муж донны Химены или чей еще.
Беседу прервал донесшийся сверху отчаянный вопль.
— Пошли на кухню, Лу. Они вернутся с улыбками, а нам ведь не хочется, чтобы нас застали за подслушиванием.
…Истошный крик раздался в тот момент, когда дон Диего со своей ношей вошел в комнату и, усевшись на кровать, перекинул Каролину через колено.
«Черт… Он и впрямь намерен меня отшлепать!» — Каролину обуяла ярость. Но где же ей справиться с доном Диего! Юбки Каролины взлетели вверх, а в следующее мгновение она почувствовала, как тяжелая ладонь дона Диего с размаху опустилась на ягодицы. Каролина снова закричала. Извернувшись, она умудрилась укусить его за руку, которой он придерживал ее.
Дон Диего вознаградил даму очередным шлепком, от которого ягодицы ее порозовели.
— Я всего лишь расставляю все по местам, пытаюсь показать, кто здесь хозяин. И ты не смеешь мне перечить и называть меня Келлзом!
С этими словами дон Диего внезапно перевернул Каролину и опустил на пол. Но тонкое платье не выдержало столь неделикатного обращения и расползлось по шву.
Каролина задыхалась от гнева и возмущения. Еще никто и никогда так не унижал ее. В этот миг она готова была убить своего обидчика. Дои Диего смотрел на раскрасневшуюся и растрепанную Каролину, сейчас, как ни странно, еще более прелестную и желанную… Но ее взгляд! Эта ненависть, это презрение… Казалось, она способна испепелить его взглядом.
— Ты не Келлз! — бросила она ему в лицо. — Может, ты и был им когда-то, но теперь… Ты не стоишь того, чтобы лизать его сапоги!