Каролина размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

— Вот так-то лучше, — примирительно сказал дон Диего и, не в силах сдержать желание, схватил Каролину за плечи и привлек к себе, пытаясь поцеловать ее.

Каролина отчаянно завертела головой, стараясь уклониться. Злость придавала ей сил, и она вырвалась из объятий, правда, порвала при этом рукав платья. Сверкая глазами, она взглянула на дона Диего.

— Я не желаю вас видеть! — дрожащим от гнева голосом проговорила она.

— Неужели?

Его темные брови взметнулись, и он снова привлек ее к себе. Самонадеянность дона Диего не знала границ.

— Твое тело говорит о другом, чертовка! — сказал он и наклонился, целуя мочку ее уха; потом принялся целовать ее белую шею, грудь…

Вот сейчас бы и оттолкнуть его, сейчас, когда он так уверен в победе. Но если эта мысль и пришла Каролине в голову, то была столь же мимолетной, сколь и запоздалой. Ибо она уже находилась во власти других ощущений. Вопреки здравому смыслу она действительно желала этого мужчину. Что поделать, если чувства берут верх над рассудком! Помимо воли Каролина расслабилась, ее охватила приятная истома; и, как ни старалась она проявлять благоразумие, дону Диего почти без усилий удалось добиться своего, добиться того, чего они оба желали. Словно в полусне она чувствовала объятия его крепких рук — это он нес ее на кровать; потом почувствовала приятную тяжесть его сильного тела, его руки, его губы, его влажный язык.

Каролина не протестовала, когда он осторожно, но настойчиво стал раздвигать ее ноги, не протестовала, когда он вошел в нее, не резко и грубо, как можно было ожидать, но все с той же осторожностью.

Еще мгновение, и ее решимость противостоять ему растаяла окончательно; она забыла и свой страх, и свой гнев и теперь стонала под возлюбленным, наслаждаясь его страстью. Она прижималась к нему, целуя его грудь и плечи, и шептала ему ласковые слова, шептала, не слыша себя, не придавая значения своим словам. Она чувствовала его горячее дыхание, чувствовала, как бьется в груди его сердце, и с каждым движением возлюбленного огонь в ней разгорался все жарче.

Все заботы, тревоги, волнения, опасности, все, что ее тяготило, ушло, по крайней мере на этот миг — весь мир с его мелкими радостями и печалями стремительно улетал прочь.

Ни один мужчина еще не любил ее так, как он, так яростно и в то же время так нежно. Ни в ком не встречала она такого любовного исступления — и отдавала ему всю себя без остатка.

Этот восхитительный полет закончился в миг самой чистой радости; и потом, расслабленная и обессиленная, она медленно возвращалась в мир реальности, в тот мир, где его рука поглаживала ее разгоряченное тело, превращая в маленькие язычки пламени те угольки, что продолжали тлеть в ней и после возвращения из мира сверкающих высот.

— О, Келлз, — простонала она, все еще пребывая в сладкой истоме. — Я так тебя люблю, я всегда тебя любила.

Мужчина замер. И тут же резко приподнялся.

— Сейчас, мадам, вы лежите в объятиях Диего Вивара, — сурово напомнил он.

Реальность обрушилась на Каролину подобно потокам ледяной воды.

— Келлз, не надо за старое… Ну не будь дураком! — в отчаянии воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что я не знаю собственного мужа?

Мужчина поднялся с кровати и пристально взглянул на нее.

— Господи, что мне с тобой делать?! — взревел он. — Нет, найду себе испанку, буду спать с ней!

Хлопнув на прощание дверью, дои Диего стал спускаться по лестнице.

Каролина уставилась в зеркало. Оттуда на нее глядела женщина с растрепанными волосами, раскрасневшаяся, злая, в разорванном платье.

Внизу хлопнула дверь, и Каролина, подбежав к окну, увидела Келлза, выходившего из дома. Уходившего от нее.

Она знала: домой он на ночь не вернется. Ей придется ужинать одной, и Лу будет тайком потешаться над ней, над ее горем.

Внезапно злость прошла. Каролина села на кровать и, обхватив голову руками, стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, стараясь ни о чем не думать. Сейчас она чувствовала себя птицей в клетке, птицей, только что пойманной и не успевшей привыкнуть к горькой участи пленницы. Сколько ни бейся грудью о железные прутья клетки, не пробить тебе путь к свободе, не сломать железные прутья. Можно изранить в кровь сердце, но железные стены тюрьмы никуда не денутся. Злость пройдет, и страх пройдет, останутся лишь боль и безнадежность.

Каролиной овладело отчаяние.

Глава 25

Пенни, влетевшая в комнату немного погодя, застала сестру в той же позе, в том же расположении духа, в котором оставил ее Келлз.

— Комната похожа на поле битвы, а ты — на поверженного врага, — заметила Пенни, покачав обвязанной красным шелковым шарфом головой. — Кстати, я видела, как дои Диего выходил из дома, и вид у него был такой мрачный, будто он направляется на эшафот.

Как знать, быть может, он действительно идет на встречу со смертью. И примет смерть как Диего Вивар — за грехи Келлза!

— Вижу, и у тебя настроение не лучше. Поспорили немного насчет того, как следует себя вести и как не следует? Глядя на тебя, трудно предположить, что ты вышла победительницей. Хотя, — подмигнув, ухмыльнулась Пенни, — возможно, ты и не проиграла?

— Мы не сошлись во мнениях, — пробормотала Каролина.

Пенни от души расхохоталась.

— Вот этого ты могла и не говорить! Лучше скажи, что так вывело дона Диего из себя?

— Не скажу. Это наше личное дело.

Что-то подсказывало Каролине, что доверять Пенни не следует, что верность в дружбе стала ей столь же чуждой, как и верность в любви.

— Личное так личное. Ну что ж, без одежды тебе все равно не обойтись. Это платье, что сейчас на тебе, вернее, то, что от него осталось… В общем, поищу-ка я у губернатора в сундуке, может, найду для тебя что-нибудь.

Каролина с благодарностью взглянула на сестру:

— Спасибо, Пенни. Не знаю, что бы я без тебя делала!

— Смотри, Кэрол! Если дело так и дальше пойдет, то и от рубашки ничего не останется, и тогда… Куда же это приведет тебя, сестричка?

Пенни рассмеялась и ушла. Но вскоре вернулась с черной шелковой нижней юбкой и черным костюмом для верховой езды. В дополнение к костюму Пенни принесла широкополую черную шляпу и белый пышный кружевной воротник.

— Но где я раздобуду лошадь? — в недоумении спросила Каролина. — Это костюм для прогулок верхом!

— Может статься, вам с доном Диего одного коня хватит на двоих, — лукаво улыбнувшись, сказала Пенни, и Каролина подозрительно взглянула на сестру, опасаясь, как бы та не начала кое о чем догадываться.

Если Пенни уже пустила по городу слух, Келлз пропал! И так казалось чудом, что его до сих пор никто не узнал.