– Нет, эти из детей боярских вышли, батюшка.
– Все одно дозволяю.
Вновь мальчишечьи губы что-то тихо зашептали.
– Так-так… Ну-ка хвались!
Через довольно краткое время в царский кабинет зашел сын оружничего Салтыкова со шкатулкой на вытянутых руках. Пока подходил, несколько раз поклонился, а оказавшись рядом с правителем, и вовсе заметно оробел – впрочем, этого почти никто и не заметил, так как содержимое шкатулки было гораздо интереснее. Не очень длинные палочки прямоугольного сечения, кои перед тем, как лакировать, обмакнули одним кончиком в краску: дюжины с две в красную и по десятку в зеленую, синюю, желтую и коричневую. Еще дюжину вообще никуда не обмакивали, залакировав как есть, – зато их, в отличие от разноцветных, не забыли хорошенько заточить.
– Чертилки для письма и рисования, батюшка.
– Ишь!..
Вынув из ножен кинжал, великий государь в два движения заострил палочку с красным оголовьем. Подхватил в руки одну из челобитных, провел ярко-алую черту, затем еще одну, попробовал написать длинное слово…
– Как ладно-то выходит, а? И в чернильницу макать не надо. Лепота!..
– Поначалу-то я их для Федьки измыслил, батюшка, – очень уж он любит рожицы смешные на земле рисовать да на бумаге. Свинцовая писалка для него вредна – когда задумается, все ртом ее помуслявить норовит, серебряной же дорого выходит, а эти в самый раз. И Дуне с Ванькой тоже понравились. Очень.
– Угум.
Увлеченно опробовав все цвета и намертво исчеркав бедную челобитную, великий князь с легкой задумчивостью поинтересовался:
– Сложно ли их выделывать?
– Знающему фармацевту или алхимику – не очень, батюшка. А если набрать с дюжину толковых недорослей [138] из мастеровщины, да чтобы вся нужная утварь и запасы зелья с каменьями были, – и их научу всему потребному для выделки чертилок. Седмицы за две.
Повертев в руках подарок сына, царь распорядился:
– Пришлю тебе дьяка, обскажешь ему все, что для выделки этих твоих палочек надобно.
– Сделаю, батюшка.
Вновь взъерошив тяжелые пряди серебряных волос, Иван Васильевич улыбнулся и…
– Великий государь.
Перевел взгляд на так некстати подавшего голос Вяземского.
– Боярин Бельский до тебя просится.
Не отвечая, правитель подхватил со стола аккуратно свернутый в рулоны пергамент. Вложил его в жесткие тулы из толстой кожи, после чего самолично отнес их в свою опочивальню, где не так давно появился удивительно массивный сундук, чуть ли не в два слоя окованный толстыми полосами железа. Отомкнул три навесных замка, затем один нутряной весьма сложной работы, откинул тяжеленную крышку и бережно уложил свои новые сокровища внутрь, как раз поверх тонкой книги – вроде бы и новой, но уже с изрядно замусоленной обложкой. Вспомнил о другой книжице, сходил, забрал, умостил ее поверх карт и не спеша вернул все запоры обратно, спрятав затем три ключа в хитро сделанный тайник, а четвертый повесив себе на шею. Так-то оно понадежней будет!.. Наконец вернувшись в кабинет и присев на любимый столец, Иван Васильевич небрежно кивнул, разрешая войти голове Боярской думы. Чуть повернул голову, потянувшись за кубком с вином, и уловил, как при виде четвероюродного брата красивое лицо сына осветила слабая, почти неразличимая насмешка.
– Великий государь!.. Государь-наследник.
Тут уж и сам хозяин покоев с трудом удержался от улыбки – сильно, ох сильно впечаталась в разум троюродного племянника крестоцеловальная клятва!.. Так сильно, что десятилетнему царевичу он кланялся наравне с самим великим князем, уже сейчас признавая за отроком власть над собой.
– Иван Дмитрич.
В ответном приветствии сына в равных долях смешались вежливость и родственное признание, приправленные толикой высокомерного равнодушия, – сам же великий князь ограничился легким кивком и разрешением присесть, что уже само по себе считалось за великую милость.
– Батюшка?..
Еще раз растрепав мягкое серебро волос, царственный отец поцеловал сына в макушку.
– Ступай, сыно.
Запечатлев ответный поцелуй сыновнего почтения на родительской руке и едва-едва кивнув князю Вяземскому и боярину Бельскому, мальчик вышел прочь, оставляя государственных мужей обсуждать последнюю редакцию Большой воинской росписи на Полоцкий поход.
«С одной стороны, местничество – словно тяжелые кандалы на руках отца, не позволяющие поставить талантливого воеводу из захудалого рода над родовитым бездарем. С другой стороны, это самое местничество вносит довольно существенный элемент стабильности в вечные боярские интриги, проходящие в точном соответствии с правилом – подсидеть вышнего, подтолкнуть ближнего и нагадить на нижнего. Если знаешь, что выше определенного не подняться, так и стараться особо не будешь».
Миновав в отцовской приемной ожидающую своей очереди троицу думных бояр и особо выделив из них легким ответным наклоном головы князя Ивана Мстиславского, царственный отрок мимолетно улыбнулся. Не им, конечно, а своим мыслям: труженики думских скамей даже и не подозревали, что их ожидает по возвращении повелителя из похода на Полоцк. Для начала папа десятилетнего мальчика собирался озадачить родовитых советчиков разработкой линейки единых для всего царства пушечных калибров – дабы изменить правило, что к каждому орудию ядра куются или отливаются наособицу. Иногда бывает так, что проще найти пушку к ядрам, чем ядра к пушке! Ну а когда они справятся с порученным делом (пусть только попробуют этого не сделать!), великий государь доверит им составление Бархатных книг царства Московского, в кои повелит занести все княжеские, боярские и дворянские роды, с обязательным обоснованием их высокого достоинства.
«Ох и грызня будет! Кляузы друг на друга, горы челобитных, ворошение грязного бельишка, откапывание старых грешков и прочие мелкие радости законотворческой работы».
– Митька!..
Едва не полетев кубарем вместе с повисшим на плечах братом, наследник восстановил равновесие и возмущенно фыркнул, впрочем, тут же позабыв о своем недовольстве.
– Шальной.
– Да! Я такой!.. Пошли в казаки-разбойники играть?.. Или в салочки? Нет, лучше в отбивалы будем, двое на двое!!!
Оглядев невеликую свиту брата (в принципе все те же фамилии и роды, только представленные вторыми-третьими сыновьями), в некотором отдалении взирающую на общение двух братьев, Дмитрий с легким сожалением отказался.
– Ну-у… А почему?
Старший царевич объяснил, и младший тут же позабыл о своих играх:
– Я тоже хочу из пистолей палить. Можно с тобой? Мить!..
– А разве ты уже сделал тот урок, что я тебе задавал?