– Перво-наперво, Димитрий Иванович, надобно по сырой земле выпустить побегать какую птицу. Курицу лучше́е всего, она мечется много. А потом каждый ее следок вот так…
Щелк!
Тяжелый и длинный кнут с вплетенным в начало зазубренным железным жалом оставил в земле небольшую ямку. Старший дознаватель Разбойного приказа дернул рукой, сворачивая свой инструмент в круг, и продолжил негромкий рассказ:
– И так с полгода, пока руки не обыкнут. Следующие полгода добавляют урок по жердинам да бревнам стегать, переламывая: с малых начиная – и до средних. Таких вот.
Аввакум чуть развел свои ладони-лопаты, обрисовывая бревно окружностью сантиметров тридцать. Стряхнул кольца кнута вниз, шевельнул рукоятью, отправляя плетеную змею сыромятной кожи себе за спину, и быстро махнул рукой.
Щелк-крак!
Невеликое бревнышко, лежащее на козлах примерно в полутора саженях от старшего ката и его слушателя, резко просело вниз, переломившись напополам.
– Затем ученика в такое поле выводят, чтобы ветер ходил, – верхушки цветов сшибать. А когда и это превзойдет, к стаду буренок приставляют – чтобы слепней прямо на них сбивал. Вот как всю эту науку подкат превзойдет, тогда устраивают ему смотр: приводят несколько хрюшек, а он их должен в один-два удара упокоить. Если смог и это – до людишек допускают. Ну, поначалу кого из людоловов степных или самых отчаянных душегубов, кому уж точно, окромя плахи, ничего не присудят, а потом и кого поважнее доверяют…
Надо сказать, палаческой науке внимал не только десятилетний отрок, но и Колычевы тоже: когда еще такое услышишь?
– Я своим-то оглоедам указал, так они для тебя, Димитрий Иванович, ужо расстарались. Прими, не побрезгуй.
Подняв длиннополую рубаху, старший дознаватель размотал с пояса небольшой кнут. Ладный, соразмерный и с жалом из кованой стали.
– Передай им мою благодарность. Да и сам ее прими, Аввакум Михеич, за науку свою.
Легчайшее касание отрока к грубой руке главного палача царства Московского заставило последнего совершить удивительное действо – расплыться в доброй улыбке.
– Да чего уж там, невелика премудрость. Если что… Так я завсегда!..
Благосклонно кивнув на это четкое заявление, юный властитель двумя руками свернул коллективный подарок от тружеников Разбойного приказа в небольшое кольцо. Зажал самый конец рукояти и начало трехгранного жала затянутой в серую кожу перчатки ладонью, затем все же повернулся к стряпчему и его брату и окатил их тяжелым взглядом небесно-синих глаз.
– Многие лета тебе, государь-наследник.
– Егорий… Вижу, тебе уже есть чем меня порадовать?
Спиридон поначалу подумал, что сказанное относится к нему. Но, как быстро выяснилось, он ошибался – младший брат шагнул вперед и еще раз поклонился:
– Троих уже сговорил по делу первому, Димитрий Иванович. Одна племянницей мне будет, двое остальных просто недоросли, но с разумением. Из посадских людишек.
– Славно. Что по второму делу?
– С мастерами Пушечного да Бронного приказов потолковал. Семеро вроде как соблазнились, но попросили десять ден на раздумья. Еще трое в сомнениях, а один сразу отказался сынов от себя отпускать. Теперь вот в Тулу думаю податься, среди кузнецких подмастерьев кого подходящего поискать.
Чуть тряхнув рукой, в коей покоился дареный кнут, царевич мимолетно задумался. Затем легким жестом свободной руки подозвал претендента на должность второго стряпчего и тихо его спросил:
– Хочешь ли ты служить мне, Спиридон Колычев?
– Да!
– Хорошо ли ты подумал, нет ли у тебя каких сомнений или вопросов?
– Нету, государь-наследник.
– Ну что ж, коли так…
Под выразительным взглядом удивительно властных и умных глаз мужчина как-то сам по себе понял, что именно от него требуется.
– Клянусь служить тебе верой и правдой, государь мой Димитрий Иванович.
Сразу после этих слов у него как-то екнуло сердце, по телу прошла волна жара, а напоследок на лбу самую малость запекло.
– Принимаю твое служение. Запомни как «Отче наш»: о делах и поручениях моих молчать; никакого небрежения или лености; о любом подозрительном интересе к себе, ко мне, к делам моим – извещать меня без промедления; и ни в коем разе не самовольничать от имени моего. Нарушишь эти четыре правила – сам же мне о том и донесешь.
Юный властитель с нехорошей усмешкой поглядел на лоб нового стряпчего.
– Наказание одно – смерть. Но и служба верная да усердная без должной награды не останется. Старайся, и та шапка, о коей мечтаешь, со временем станет твоей [154] . Впрочем, ты и так милостями оставлен не будешь.
Сквозь цепочку стражей невозбранно проскользнул царевичев подручник, подбежал и без всякого спросу посунулся к уху господина. Что-то пошептал, уставился вопросительно…
– Приду. Ступай.
Подождав, пока легконогий сын оружничего унесется обратно, наследник взглянул своему стряпчему в глаза:
– Вот первое твое дело: я хочу знать, сколько всего купцов на Руси торгует лесом, пенькой, воском и березовым дегтем. С именами да указаниями, кто и в каком городе. Вторым твоим делом будет по возможности вызнать, где они свой товар берут.
Покосившись на первого из стряпчих (причем во всех смыслах) и немного поразмышляв, десятилетний отрок добавил еще два сопутствующих задания:
– Если же по службе своей столкнешься ты с человеком, коий имеет голову светлую и может стать розмыслом [155] , обязательно отпиши о нем. Также если где услышишь ты про травниц-лекарок или коренщиков, должно тебе узнать про них все возможное. Но только так, чтобы не спугнуть их с места и не учинить им никакого утеснения либо разору.
Немного помолчав, царевич Димитрий разрешил:
– Спрашивай.
– Государь-наследник, и первое, и второе дело немало серебра потребует и еще больше времени.
– О том, где взять серебро, тебе скажет брат твой Егорий. А время… Оно у тебя есть. Только не вздумай все делать самолично – подыщи себе в подручники людишек расторопных да сметливых, вот их и гоняй.
Лихорадочные размышления Спиридона (столько всего навалилось да сразу!) не остались незамеченными:
– До дня воскресного помысли над заданиями моими, а в понедельник явись на доклад. Ступай.
Вновь поклонившись, два брата смогли пронаблюдать, как их юный господин скорым шагом направился в Чудов монастырь.
– Никак к владыке Макарию поспешает?