— Думаю, наша задача состоит не в том, чтобы атаковать телефонные узлы — мы сами сможем их использовать, если вторжение будет успешным, — впервые заговорил генерал Пикфорд.
— Вы совершенно правы, — сказал Монти. — Однако для Сан-Сесиля мы сделали исключение. Это узел доступа для новой кабельной трассы в Германию. Через это здание проходит большая часть телефонного трафика между Верховным командованием в Берлине и немецкими силами во Франции. Его уничтожение не нанесет нам большого вреда — мы ведь не собираемся звонить в Германию, — но нарушит вражеские коммуникации.
— Они переключатся на беспроводную связь, — сказал Пикфорд.
— Именно так, — сказал Монти. — И тогда мы сможем читать их сообщения.
— Благодаря нашим шифровальщикам в Блетчли, — вставил Фортескью.
Пол был в числе тех немногих, кто знал, что британская разведка вскрыла немецкие коды и может читать многие вражеские радиосообщения. МИ-6 очень этим гордилась, хотя, по правде говоря, она была особенно ни при чем — всю работу проделала временная группа математиков и любителей кроссвордов, многие из которых в обычное время были бы сразу арестованы, как только попали в штаб-квартиру МИ-6. Сэр Стюарт Мензис, глава МИ-6 и любитель верховой охоты на лис, ненавидел интеллигентов, коммунистов и гомосексуалистов, в то время как Алан Тьюринг, математик, возглавлявший группу дешифровки, был сразу и тем, и другим, и третьим.
Тем не менее Пикфорд был прав: если немцы не смогут пользоваться телефонными линиями, им придется использовать радио, и тогда союзники будут знать, о чем они говорят. Уничтожение телефонного узла в Сан-Сесиле дало бы союзникам решающее преимущество.
И все-таки операция закончилась неудачей.
— Кто там был старшим? — спросил Монти.
— Я еще не видел полного отчета… — начал Грейвс.
— Могу вам это сказать, — вмешался Фортескью. — Майор Клэре. — Он сделал паузу. — Девушка.
Пол слышал о Фелисити Клэре. Среди узкого круга людей, посвященных в секреты тайной войны союзников, ее имя стало почти легендарным. Она провела во Франции на нелегальном положении дольше, чем кто-либо другой. Ее кодовое имя было «Пантера», и говорили, что она передвигается по улицам оккупированных городов так же бесшумно, как и эта опасная кошка. Также говорили, что это хорошенькая девушка с каменным сердцем — она убила уже не одного врага.
— И что же случилось? — спросил Монти.
— Плохое планирование, неопытный командир и слабая дисциплина — все это сыграло свою роль, — ответил Фортескью. — Здание слабо охранялось, но у немцев солдаты были хорошо подготовлены, и они просто истребили бойцов Сопротивления.
Монти был взбешен.
— Похоже, в деле разрушения линий снабжения Роммеля мы не должны слишком полагаться на французское Сопротивление.
Фортескью кивнул:
— Бомбардировки в этом деле надежнее.
— Думаю, что это не совсем справедливо, — слабо запротестовал Грейвс. — У бомбардировщиков тоже есть минусы. А УСО обходится гораздо дешевле.
— Боже мой, мы здесь не ради справедливости! — проворчал Монти. — Мы просто хотим выиграть эту войну. — Он встал. — Думаю, мы выслушали вполне достаточно, — сказал он генералу Пикфорду.
— Так что нам делать с телефонным узлом? — спросил Грейвс. — УСО разработало новый план…
— Господи! — прервал его Фортескью. — Разве нам нужен еще один провал?
— Разбомбите его, — сказал Монти.
— Мы уже пробовали, — сказал Грейвс. — Бомбы попадают в здание, но ущерб недостаточен, чтобы вывести из строя телефонный узел дольше, чем на несколько часов.
— Тогда бомбите снова, — сказал Монти и вышел из помещения.
Грейвс бросил на представителя МИ-6 взгляд, полный бешенства.
— В самом деле, Фортескью! — сказал он. — Я имею в виду — в самом деле!
Фортескью ничего не ответил.
Все вышли из помещения. Снаружи в коридоре их ожидали двое — мужчина лет пятидесяти в твидовом пиджаке и невысокая светловолосая женщина в поношенном синем кардигане [15] поверх выцветшего хлопчатобумажного платья. Стоя перед витриной со спортивными трофеями, они сильно напоминали директора школы, беседующего с ученицей, — разве что у школьницы на шее красовался ярко-желтый шарф, повязанный, по мнению Пола, с истинно французской элегантностью. Фортескью поспешно прошел мимо них, а Грейвс остановился.
— Они от вас отказались, — сказал он. — Они собираются снова бомбить.
Пол догадался, что женщина и есть Пантера, и посмотрел на нее с интересом. Она была маленькая и стройная, с коротко остриженными вьющимися светлыми волосами и, как заметил Пол, с прекрасными зелеными глазами. Он не назвал бы ее хорошенькой — для этого ее лицо было слишком взрослым. Первоначальное представление о школьнице сразу исчезло — прямой нос и точеный подбородок выглядели для этого слишком агрессивно. Кроме того, в ней было нечто сексуальное, нечто такое, что заставляло Пола гадать, как выглядит это стройное тело, скрытое под убогим платьем.
Заявление Грейвса вызвало у нее возмущение.
— Нет смысла бомбить этот объект с воздуха, подвал ведь укреплен. Господи, с чего это они так решили?
— Возможно, вам стоит спросить вот этого джентльмена, — сказал Грейвс, поворачиваясь к Полу. — Старший советник, познакомьтесь с майором Клэре и полковником Твейтом.
Полу вовсе не улыбалось защищать чужое решение. Захваченный врасплох, он ответил с недипломатичной откровенностью.
— Не вижу, что тут объяснять, — отрывисто сказал он. — Вы провалились, и вам просто не дали второго шанса.
Женщина посмотрела на него с возмущением — она была ниже его сантиметров на тридцать — и со злостью спросила:
— Провалились? Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?
Пол почувствовал, что краснеет.
— Возможно, генерала Монтгомери дезинформировали, но разве вы не впервые командовали подобной операцией, майор?
— Вам так сказали? Что причиной стала моя неопытность?
Она все же красива — теперь он это видел. От гнева ее глаза расширились, а щеки покраснели. Но она повела себя слишком грубо, и он решил открыть огонь из всех орудий.
— Это и еще плохое планирование…
— В этом плане все было правильно!
— … а также тот факт, что хорошо подготовленные силы защищали объект от недисциплинированных бойцов.
— Да вы просто невежественная свинья!
Пол невольно отступил назад. Так разговаривать с женщинами ему еще не доводилось. Пусть в ней нет и ста пятидесяти сантиметров, но готов поспорить, что нацисты ее боятся. Глядя на ее взбешенное лицо, он вдруг понял, что больше всего она злится на себя.