— Этого не случится, — сказал он.
— Ты уверен?
— Я это гарантирую.
Второй раз за день он давал обещание, которое, возможно, не смог бы выполнить.
В этот момент официант принес еду, и разговор прервался. Дитер слишком устал, чтобы испытывать сильное чувство голода, но он все же съел несколько ложек и выпил весь кофе. Затем он умылся и побрился, после чего сразу почувствовал себя лучше. Когда он застегивал чистую форменную рубашку, в дверь постучал лейтенант Гессе. Поцеловав Стефанию, Дитер вышел из номера.
Машина объехала улицу, движение по которой было перекрыто — ночью опять бомбили, и возле вокзала было разрушено несколько домов. Выехав из города, они направились в Сан-Сесиль.
Дитер сказал Роммелю, что допрос заключенных может дать ему возможность нанести ущерб Сопротивлению перед вторжением, однако Роммель, как и любой военачальник, принял возможность за обещание и теперь будет ждать результатов. К несчастью, любой допрос ничего не гарантировал. Умные заключенные рассказывали сказки, которые было невозможно проверить. Некоторым удавалось покончить жизнь самоубийством до того, как пытки становились невыносимыми. Если в этой группе Сопротивления конспирация была на высоте, каждый знал о других лишь самый минимум и не располагал ценной информацией. Что хуже всего, коварные союзники могли скормить им фальшивую информацию, с тем чтобы, когда они сломаются под пытками, подпольщики внесли свой вклад в заранее разработанный план по дезинформации.
Дитер начал психологическую подготовку. Он должен быть совершенно бездушным и расчетливым. Он не должен позволить, чтобы его тронули физические и душевные страдания, которые он должен причинить этим людям. Значение имело лишь то, даст ли это результат. Закрыв глаза, он почувствовал, как его охватывает полное спокойствие, пробирающий до костей холод, который, как он иногда думал, подобен холоду самой смерти.
Машина въехала на территорию шато. Рабочие вставляли стекла в разбитые окна и заделывали отверстия, оставленные гранатами. В вычурно украшенном зале телефонистки что-то бормотали в свои микрофоны. Через отличающиеся идеальными пропорциями помещения Дитер прошествовал в западное крыло здания, за ним следовал Ганс Гессе. По ступенькам они спустились в укрепленный подвал. Часовой у двери отдал честь и даже не попытался остановить Дитера, который был в форме. Найдя дверь с надписью «Допросная», Дитер вошел внутрь.
В передней комнате за столом сидел Вилли Вебер.
— Хайль Гитлер! — рявкнул Дитер и вскинул руку, заставив Вебера встать. Опустившись на стул, Дитер устроился поудобнее и сказал: — Прошу садиться, майор.
Вебер был взбешен из-за того, что ему предлагают сесть в его собственном кабинете, но выбора у него не было.
— Сколько у нас заключенных? — спросил Дитер.
— Трое.
Дитер был разочарован.
— Так мало?
— В бою мы убили восемь человек. Еще двое за ночь умерли от ран.
Дитер разочарованно хмыкнул. Он ведь приказал, чтобы раненых оставили в живых! Тем не менее теперь не было смысла допрашивать Вебера насчет того, как с ними обращались.
— Как я понимаю, двоим удалось скрыться… — продолжал Вебер.
— Да, — сказал Дитер. — Женщине на площади и мужчине, которого она унесла.
— Совершенно верно. Таким образом, из пятнадцати нападавших мы имеем троих заключенных.
— Где они?
У Вебера забегали глаза.
— Двое в камерах.
Дитер прищурил глаза.
— А третий?
Вебер кивнул в сторону внутренней комнаты.
— Третьего сейчас допрашивают.
Дитер с тяжелым чувством встал и открыл дверь. Прямо возле нее виднелась сгорбленная фигура сержанта Беккера, который держал в руке деревянную палку, напоминающую большую полицейскую дубинку. Весь потный, он тяжело дышал, словно выполнял тяжелое физическое упражнение, и пристально смотрел на привязанного к столбу заключенного.
Дитер пригляделся повнимательнее, и его опасения подтвердились. Несмотря на недавно обретенное спокойствие, он скривился от отвращения. Заключенным была молодая женщина, Женевьева, прятавшая под пальто пистолет-пулемет. Она была совершенно обнажена и привязана к столбу веревкой, проходившей под мышками и державшей на весу ее обмякшее тело. Лицо ее так распухло, что она не могла открыть глаз. Кровь, капавшая изо рта, покрывала подбородок и большую часть груди. Все тело было в синяках. Одна рука висела под странным углом — очевидно, вывернутая из сустава. Волосы на лобке были залиты кровью.
— Что она вам сказала? — спросил у Беккера Дитер.
— Ничего, — смущенно ответил Беккер.
Дитер кивнул, подавляя охвативший его гнев. Именно этого он и ожидал.
Он подошел к женщине поближе.
— Послушайте меня, Женевьева, — сказал он ей по-французски.
Она, казалось, его не слышала.
— Вы хотите сейчас отдохнуть? — снова спросил он.
Никакого ответа.
Он обернулся. На него с вызовом смотрел стоявший в дверях Вебер.
— Вам ясно сказали, что допросы буду проводить я! — с холодным бешенством произнес Дитер.
— Нам приказали предоставить вам доступ, — с самодовольной педантичностью ответил Вебер. — Нам не запретили самим допрашивать заключенных.
— И вы довольны достигнутыми результатами?
Вебер не ответил.
— А что насчет двух других? — сказал Дитер.
— Мы еще не начали их допрашивать.
— Слава Богу, что хоть так. — Тем не менее Дитер был разочарован. Он ожидал, что заключенных будет с полдесятка, а отнюдь не двое. — Ведите меня к ним.
Вебер кивнул Беккеру, который отложил свою дубинку и повел их наружу. В ярко освещенном коридоре Дитер мог видеть, что форма Беккера покрыта пятнами крови.
Вскоре сержант остановился возле двери с глазком. Отодвинув заслонку, он заглянул внутрь.
Это была пустая комната с грязным полом. Из мебели здесь было только стоявшее в углу ведро. На земле сидели двое мужчин. Не разговаривая между собой, они смотрели куда-то в пространство. Дитер внимательно их рассматривал — обоих он уже видел вчера. Старшим был Гастон, который установил заряды. Большой кусок лейкопластыря закрывал рану на голове, которая казалась ненастоящей. Вторым был совсем молодой парнишка, на вид лет семнадцати, и Дитер вспомнил, что его зовут Бертран. На нем не было видно никаких ран, но Дитер, вспомнив, как проходил бой, решил, что тот, возможно, оглушен взрывом ручной гранаты.
Дитер некоторое время молча наблюдал за ними, давая себе время все обдумать. Ему нельзя ошибиться. Он не может позволить себе потерять еще одного из пленных — у него и так осталось всего двое. Мальчишка, видимо, испуган, но может выдержать сильную боль. Второй слишком стар для серьезной пытки и может умереть до того, как сломается, — но он должен быть мягкосердечным. У Дитера начала складываться стратегия допроса.