– Рисуем ветряную, – хмыкнул Пётр и стал объяснять, что да как надо делать.
Сначала мы набросали контуры ветряной мельницы. Она стояла на берегу реки. На переднем плане раскинул свои ветви дуб, такой огромный, какого я никогда не видел, а вдали синели горы и облака. Ну облака-то я видел, конечно.
Пётр рассказывал про краски. Оказывается, хорошо сочетаются друг с другом яркоголубое небо и персиковый оттенок облаков. Я и не знал. Если кому интересно – красивый персиковый цвет получается из смеси белил и небольшого количества кадмия оранжевого. Белила нужны для бликов.
Больше всего мне понравилось работать над отражением, а Лёхе – рисовать траву.
– Не бойтесь тёмных тонов на деревьях и линии берега! – говорил нам Пётр.
И следите за тем, чтобы отражение в воде было отчётливым и чистым!
Мы с Лёхой и не боялись, нам всё это было в удовольствие.
– Слушайте, да вы самородки! – без тени иронии сказал Пётр, когда мы закончили наши пейзажи. – Я теперь от вас не отстану. Будем заниматься два раза в неделю, здесь, в мастерской. По понедельникам и четвергам удобно?
Мы кивнули, попрощались и вышли из выставочного зала.
– А где Нелька? – вдруг сообразил Лёха. – Может, чего случилось?
Мы вернулись назад. Дед Кощея при этом что-то недовольно пробурчал, но мы сделали вид, что не слышим его, и побежали на второй этаж в мастерскую Петра.
– А что с Нелькой? – проорал Лёха с порога. – Почему не была?
– Так она сестрой стала! – улыбнулся Пётр. – Сегодня ночью!
– А чего молчали?! – с укоризной спросил Лёха.
– Так вы не спрашивали, – развёл руками Пётр. – Я думал, вы в курсе.
– Ну да! – перебил его Лёха. – И сидели спокойно, мельницу малевали!
– Ну, извини, брат, – Пётр сконфуженно замолчал.
– Ладно, проехали! – Кощей хотел сплюнуть, но вспомнил, что находится в помещении. – А кто родился-то? Пацан?
– Девочка! – просиял Пётр. – Назвали Риткой! Сорок шесть сантиметров! Вес два семьсот! А Неля с бабушкой квартиру отмывают.
– Значит, мать с младенцем ещё в роддоме? – деловито спросил Лёха.
– В роддоме, – засмеялся Пётр. – Где ж им быть?
Мы взяли у него адрес Нельки и помчались поздравлять.
– Может, цветов нарвём? – крикнул Лёха, когда мы пробегали мимо заброшенной дачи.
– Не стоит! – ответил я. – У ребёнка может быть аллергия. Или у матери.
– На цветы?! – поразился Лёха. – Это ж не консервант! Натуральный продукт!
– Тебе прочитать лекцию про аллергию на цветы? – пригрозил я. – Могу!
– Не надо! – Лёха нервничал. – Ну чего ты ползёшь?! Прибавь шагу! Вон он – дом тринадцать, пятиэтажка!
Мы добежали до Яблоневой улицы. Здесь и вправду росли яблони, ветки которых сгибались под тяжестью плодов.
– Нарвать, что ли? Нельке! – Лёха перевёл дыхание, а я так вообще валился с ног.
Недолго думая, он подпрыгнул, повис на ветке, ловко подтянулся, полез по дереву и начал срывать с верхних веток яблоки, те, что были покраснее.
– Лови! – крикнул он, и я стал ловить яблоки в раскрытый рюкзак.
Все поймал, ни одному не дал упасть на землю. У меня это всегда хорошо получалось, мог бы выступать в цирке.
Лёха спрыгнул с яблони. Мы подошли к панельному дому. Нелька протирала перила на балконе, на своём пятом этаже. Она заметила нас, обрадовалась и помахала рукой.
– Поздравляем! – крикнули мы.
– Спасибо! – крикнула Нелька.
– Мы тебе яблок нарвали! Самых спелых! – крикнул Лёха. – Спускайся!
– Не могу, – крикнула Нелька. – У меня много дел! Мне надо бабушке помочь!
– А когда маму выписывают? – крикнул я.
– Завтра! – крикнула Нелька. – Говорят, что мест нет, а рожениц много!
– Как яблок в этом году, – уточнил Лёха и снова крикнул: – Тогда мы поднимемся! На минутку! Яблоки занесём! – и скомандовал мне: – Покажи ей рюкзак!
Я продемонстрировал Нельке наши трофеи.
– Хорошо, поднимайтесь! – крикнула Нелька. – Только на минутку!
Мы вошли в подъезд и помчались на пятый этаж. Нелька нас ждала на пороге. Рукой она упиралась в дверной косяк.
Всё-таки красивая она! Умная и весёлая! Повезло Лёхе, что влюбился в неё.
– Я правда не могу, – извинилась Нелька. – Всё надо вычистить, перемыть, прокипятить.
Я отдал ей рюкзак с яблоками, Нелька исчезла в прихожей и вернулась через минуту.
– Может, всё-таки помочь? – спросил Лёха. – Всё, что надо, сделаю!
– Да нет, Лёша, спасибо, – улыбнулась Нелька. – Мы с бабушкой управимся.
– А то, если чё, – Лёха посмотрел на неё своим открытым взглядом, – я всегда.
– Я знаю, – ответила Нелька, и мы повернулись, чтобы уйти.
– Вань, – попросил Лёха. – Ты иди, я сейчас.
Я вспрыгнул на перила и съехал вниз. Люблю я подъезды в пятиэтажках, можно по перилам – фьюить! – и как зимой с горки.
Лёха спустился минут через десять. Глаза у него сверкали, а голос стал какой-то тонкий, ему пришлось откашляться, чтобы закончить начатую фразу.
А сказал Лёха следующее:
– Жизнь, Вань, ещё та штука! Карусель! То на верблюде крутишься, а то на лошади! Чё? Скажешь, не так?
– Так, – ответил я, и мы пошли по домам.
Но домой в тот день я попал не сразу.
У нашей калитки меня поджидал Тол ян. Он сидел на своём «Харлее-Дэвидсоне» и жевал пончики из пакета, лежавшего перед ним на сиденье.
– Угощайся! С яблоками…
Я взял пончик и откусил.
– Вкусно… Спасибо. Толь, а почему в нашем городе так любят яблоки?
– Потому что персики у нас не растут, – хмыкнул Толян. – У меня дело к тебе, братишка! Думал, сам справлюсь, но выясняется, без тебя никак. Поможешь?
– Попробую, – сказал я, а сам удивился: надо же, у Толяна ко мне дело.
Ему восемнадцать лет, а мне ещё и тринадцати нет! Даже приятно стало.
– Тема такая, – начал Толян. – Девушка у меня – Вика Соловьёва, Виктория! Победа, значит. У неё папашка – крутой, они в особняке живут, за церковью. Ну ты в курсах!
Я кивнул. Этому особняку, расположенному в центре старой усадьбы, не меньше двухсот лет. Говорят, в нём останавливался у своих друзей Александр Сергеевич Пушкин, перед тем как отправился на Кавказ. Ещё совсем недавно усадьба пустовала и я её всю обследовал, но никаких доказательств присутствия Пушкина не нашёл, только на стене одной из построек, судя по ароматам, бывшей конюшни, я прочитал надпись: «Бубликов – кот учёный!» Но она никакого отношения к великому поэту не имела. Разве что кота вспомнили, который по цепи ходил.