– Забавно. Оперный театр называется национальным только потому, что Богемия выбила у Австрии разрешение использовать чешский язык наравне с немецким, языком завоевателей. Ваша подруга, проживающая в очаровательной, спокойной, дышащей стариной Богемии, на самом деле находится в самом центре политического шторма.
– Ирен – подруга самого короля! Вернее, кронпринца, который вскоре станет королем! Чего ей бояться?
Годфри махнул рукой, аккуратно сложил листки и сунул их в конверт. Я со всей определенностью почувствовала, что помощи от него можно не ждать.
– Это вовсе не то, о чем вы думаете! – воскликнула я и выхватила из рук адвоката конверт так резко, что едва не порвала письмо.
– Допустим, – промолвил он с неким отчуждением в голосе, – однако вы можете заблуждаться насчет сложившегося положения так же сильно, как и я. – Он неожиданно положил руку мне на плечо: – Милая… мисс Хаксли. О происходящем вам известно только со слов подруги, ослепленной блеском побед. Я не удивляюсь, что ей вдруг понадобилась помощь. Возможно, ее втянули в какую-нибудь дворцовую интригу… может, она присоединилась к национально-освободительному движению – не знаю. Так или иначе, я как ваш друг… как ваш… адвокат… настоятельно советую вам остаться в Лондоне и никуда не ехать.
– Но я ведь обязана! Я должна!
– Ну посудите сами, куда вы собрались ехать? В чужую незнакомую страну, где вас не весть что ждет? Ваша подруга по меньшей мере могла объяснить…
– А если она боялась, что письмо перехватят? – возразила я.
– Если такая опасность действительно существовала, подумайте, что это значит! Если мисс Адлер в опасности, значит, есть риск, что вы ее не выручите. Вместо этого вы можете попасть в беду сами! Знаете что? Давайте отправим ей телеграмму, а пока не получим ответ…
Я встала:
– Ирен знает, как отправлять телеграммы. Также она в курсе, что это известно и мне. Однако она не просит отправить ей телеграмму, она просит меня немедленно приехать. Именно это я и сделаю.
Годфри молчал. Долго.
– Я не одобряю вашего решения, – наконец сказал он. – Моя мать была упрямицей, и ей пришлось за это дорого заплатить. Я не предполагал, что вы способны на столь решительные поступки.
– Я и сама этого от себя не ожидала, – призналась я. – Поймите, случилась какая-то беда, с которой Ирен не может справиться в одиночку.
– А вы думаете, вам это под силу?
– Возможно, – с суровым видом ответила я. – Если бы Ирен считала, что на меня нельзя положиться, она не стала бы просить меня о помощи. Вы согласны?
– Да, – подумав, ответил Годфри, – не стала бы. В этом вы, пожалуй, правы.
Он глубоко вздохнул, и я тотчас же смягчилась. Вздох говорил о том, сколь сильно мистер Нортон обо мне беспокоится. Мое благополучие вообще мало кого волновало, за исключением Джаспера Хиггенботтома и еще одного человека, о котором я даже не смею и думать. Именно поэтому я чувствовала себя обязанной, не взирая на опасности, откликнуться на зов Ирен, сколь бы странным он мне ни казался.
Пальцы Годфри Нортона задумчиво скользили по золотой цепочке часов. Наконец он тоже сделал выбор:
– Подготовка к вашему путешествию – дело непростое. Его я беру на себя. Вас я прошу лишь об одном: как только доберетесь до Праги, немедленно дайте мне телеграмму. Или нет, даже раньше, если в дороге с вами что-нибудь случится.
– Хорошо. Вы очень добры, мистер Нортон.
– Годфри, – коротко поправил меня он. – Уж коли вы не слушаете советов, которые я даю из лучших побуждений, зовите меня по имени.
– Нелл. – Потупив взгляд, я протянула ему ладонь.
Мы пожали друг другу руки, и Годфри, с нежностью на меня посмотрев, покачал головой:
– Надеюсь, мисс Ирен Адлер в вас не ошиблась. Вы собираетесь сунуть голову в пасть льву.
Как впоследствии выяснилось, мистер Нортон оказался совершенно прав.
* * *
Не без помощи Годфри я внесла плату за квартиру за несколько недель вперед, заперла ее и вскоре уже сидела в поезде, мчавшем меня прочь от Лондона в Дувр. Оттуда я добралась на корабле до Остенде, после чего, прыгая с поезда на поезд, миновала Брюссель, Кельн, Франкфурт и Нюрнберг.
Вспомнив о том, как перед отъездом сказала Годфри, что кое-кому придется во время моего отсутствия заботиться о Казанове, я улыбнулась своему отражению в окне вагона.
– Что? Неужели ты не можешь… – начал он.
– Продать попугая? Боюсь, у меня уже нет на это времени.
– Я нисколько не сомневаюсь, что…
– Подходящих друзей у меня тоже нет, Годфри. – Заметив, как он вздрогнул, когда я, сладко улыбнувшись, назвала его по имени, я вздохнула и продолжила: – Так что теперь за попугая отвечаешь ты. Нисколько не сомневаюсь, он скрасит твое одиночество.
Годфри застонал.
– Чтобы хоть как-то отучить его от нелицеприятных выражений, я стала зубрить с ним алфавит, – деловито продолжала я. – По три буквы за каждое занятие. Мы сейчас как раз проходим буквы «джей», «кей» и «эл».
– Ну еще бы, совсем как в имени Джекил. Сжалься, Нелл! Смотри, вернувшись, ты обнаружишь, что я в обществе несносного Казановы превратился в жуткого Хайда [35] .
– Ну что мне на это сказать? Меня ждут опасности в чужом краю, а тебе предстоит с ними столкнуться дома.
На этой ноте мы закончили обсуждение дальнейшей судьбы Казановы. Надо сказать, я недолго рисовала в своем воображении картину того, как попугай, присутствие которого наверняка добавит красок в холостяцкую жизнь Годфри, обживается в конторе адвоката. Мои мысли были заняты совершенно другим: я мчалась через всю Европу на зов Ирен.
Хотя Рейн потряс меня своей красотой, я практически не обращала внимания на проносившиеся мимо меня живописные сельские пейзажи. Мне не давали покоя тревожные мысли. При пересадках, не желая попусту тратить время, я ни разу не остановилась на ночлег в гостинице. Я спала в поездах, и меня, словно ребенка погремушкой, убаюкивало перестуком колес. Я представляла, как Ирен ехала той же дорогой и писала мне письма; воображала, как она смотрела в окно и видела то же, что и я: поросшие лесами склоны и развалины замков, башни которых, словно пальцы, вздымались в небо на вершинах холмов и посреди чащ.
Однако ничто не могло меня заставить забыть о цели моего путешествия, даже общий вагон поезда Нюрнберг – Прага. В этом вагоне, кроме меня, набилось еще шестнадцать человек, окутанных букетом слишком знакомых и при этом не очень приятных запахов.
Прага встретила меня сутолокой остроконечных крыш, средневековых башен и старинных зданий, вытянувшихся вдоль реки, которая называлась Влтава. Мостами, связывающими берега реки, город чем-то напоминал Венецию. Главной же его достопримечательностью был замок, возвышающийся над городом, словно слива над рождественским пудингом. Нисколько не сомневаюсь, что это гигантское строение в барочном стиле является одним из самых больших дворцов в Европе. Я буквально разинула рот при мысли, что моя подруга лично знакома с человеком, который в один прекрасный день будет править отсюда своим королевством, пусть даже и крошечным.