Взяв себя в руки, я решила не отвлекаться и заняться делом – поисками Ирен. Еще в поезде я начала расспрашивать попутчиков о национальном оперном театре, прямо там узнав, что он находится неподалеку от Карлова моста. Сдав на вокзале багаж в камеру хранения, я отправилась пешком исследовать центр города.
Языковой барьер препятствием для меня не являлся. Вместо того чтобы расспрашивать дорогу, я просто пошла вдоль по набережной. Извилистые средневековые улочки выглядели очень соблазнительно, так и маня меня свернуть на них, однако я не поддалась соблазну. Вскоре я увидела величественное здание, на фронтоне которого вилась длинная надпись практически из одних согласных. Напустив на себя уверенный вид, я вошла внутрь, оказавшись в темном пустом вестибюле.
Никто не бросился мне навстречу, никто не попытался меня остановить. Поднявшись по лестнице, устланной ковровой дорожкой, я толкнула золоченую дверь. Зал оперного театра предстал передо мной во всем своем великолепии, как будто сняли крышку с коробки дорогих французских шоколадных конфет. Повсюду сверкала позолота. Я увидела ряды обитых красным бархатом кресел, занавес и кучку людей, сидевших в переднем ряду у самой сцены.
А на самой едва освещенной сцене я разглядела крошечные, напоминавшие марионетки фигурки. Я двинулась вниз под уклон по проходу между рядами, слушая, как немелодично распеваются исполнители, забирая то слишком высоко, то наоборот – чересчур низко. Пели они в основном на булькающем чешском, которого я уже успела наслушаться в вагоне поезда. Время от времени один из мужчин, сидевших в первом ряду, начинал что-то втолковывать актерам повелительным тоном и в его речи проскакивали английские слова. Одна из женщин на сцене отвечала ему по-английски… Ирен!
Вне себя от радости, что моя подруга в добром здравии и пока не лишилась работы, я, позабыв о всякой осторожности, бросилась к сцене. Один за другим актеры начали поворачиваться, чтобы взглянуть на меня.
Ирен повернулась ко мне последней. Она был точно такой же, как прежде, но в то же время совсем другой. Сложность прически моей подруги наводила на мысль о том, что у нее есть служанка, а наряд свидетельствовал о богатстве. Сразу было видно, что теперь Ирен не нужно каждый вечер перешивать кружева и ленты на платьях, пытаясь придумать что-нибудь новенькое. Когда Ирен меня увидела, ее лицо озарилось знакомой улыбкой. Моя подруга шагнула к выключенным огням рампы и, невзирая на оркестровую яму, разделявшую нас, протянула ко мне руки.
– Милая Нелл, как чудесно с твоей стороны, что ты приехала, – улыбаясь, промолвила Ирен с таким видом, будто я заглянула к ней с соседней улицы, а не примчалась с другого конца Европы.
Мне показалось, что мое появление ее нисколько не удивило.
Я обвела взглядом роскошные покои моей подруги:
– Мне кажется, не совсем уместно…
– Уместно! Уместность – чисто английское понятие. Уже год, как я ни разу не слышала об уместности! – Рассмеявшись, Ирен положила ноги на шезлонг, обитый расшитой золотом парчой.
Я уставилась на ее домашние туфли из тонкого атласа. Они явно стоили не меньше десяти фунтов.
– Шестьсот пятьдесят крейцеров, – уточнила Ирен, заметив, как я изучаю ее изящную обувь.
Интерьер оперного театра бледнел по сравнению с обстановкой в ее покоях. Я кидала смущенный взгляд то на нимф и нагих джентльменов, изображенных на потолочном плафоне, то на резных херувимов, то на золоченую лепнину.
Напротив окон у стены стоял покрытый кружевом туалетный столик с зеркалом, который венчала целая батарея хрустальных склянок с разноцветными жидкостями.
– Я и не знала, что ты пользуешься таким количеством косметики, – заметила я.
Ирен посмотрела на бутылочки:
– Столько микстур – хоть магазин открывай. Это и правда косметика – для моего горла. В здешнем краю сильны старинные крестьянские традиции. Как ты думаешь, почему слова «богемец» и «цыган» стали синонимами? Цыганские отвары пользуются здесь большой популярностью, даже во дворце. – Тыча пальцем в склянки, Ирен начала перечислять: – Имбирный корень укрепляет горло и делает голос чище; это семена рожкового дерева – эффект тот же; вот пятилистник – для полоскания горла, когда я его перетруждаю, а вот ладан – им можно просто дышать, а используется он для того же, что и предыдущее снадобье. Дальше идут настойки валерианы, жимолости, лаванды, лакрицы и плакун-травы. Этих пятерых подружек-красавиц я использую для полосканий. В этом деле я стала настоящей мастерицей и даже научилась булькать в трех октавах. Ты просто не представляешь, какие усилия приходится прилагать оперным певицам, чтобы сохранить голос.
– Но дома тебе хватало простого горячего чая с медом.
– Дома я не была примадонной, – с иронией ответила подруга. – Здесь я должна показать, что берегу себя. Вот я и выстраиваю баночки с медикаментами, как гренадеров на параде.
– Зачем ты пользуешься местными снадобьями, мне понятно, но ты ушла от моего главного вопроса. Ты считаешь уместным жить в замке? – с настойчивостью спросила я.
– Слушай, Нелл, этот замок – настоящий проходной двор. Если бы ты видела, сколько здесь разом останавливается гостей, ты бы поняла, что я живу скорее в отеле, чем в чьем-то доме. Гости сюда приезжают не просто на несколько дней, а поселяются на недели, даже месяцы! Кроме того… Вилли настоял на том, чтобы я остановилась здесь.
– Иными словами, ты живешь в доме мужчины…
– В доме его отца, который будет принадлежать ему до самой смерти. Между прочим, здесь обитает все многочисленное семейство фон Ормштейнов, а слуг у них столько, что хватит на хор любой из опер Вагнера. Здесь такая куча народу, спешащего угодить, что осталась бы довольна даже самая привередливая из куртизанок. Чего уж говорить о скромной оперной певице. Нет, уместность моего положения меня нисколько не беспокоит.
– Тогда что же случилось? Зачем ты меня позвала? Ради чего я тащилась к тебе через всю Европу?
– Я знаю, моя милая Нелл, ты очень устала с дороги. Тебе лучше отдохнуть, прежде чем я расскажу тебе о ситуации, в которой оказалась.
– Я сюда не за отдыхом ехала! – возмутилась я.
– Тише, Пенелопа! Тише! Не забывай, что ты во дворце. Здесь даже у стен есть уши.
Я быстро кинула взгляд на украшавшие комнату гобелены.
– Он так и думал, что речь идет о дворцовой интриге, – неожиданно вспомнила я.
– Кто? – резко спросила Ирен.
– Годфри, – помявшись, ответила я, – мистер Нортон. Адвокат. Я у него работаю.
– Я в курсе, кто он такой и чем занимается. Я не знала, что ваши отношения зашли так далеко, что ты называешь его просто Годфри. Пожалуй, это мне надо расспрашивать тебя о новостях на работе, вместо того чтобы отвечать на твои вопросы о моей жизни во дворце.
– Ну ладно тебе, Ирен. Ты что думаешь, я проделала такой путь, чтобы тебе докучать? Пойми, я страшно за тебя перепугалась.