Из заметок Шерлока Холмса
Я задыхаюсь от хорошей погоды.
Безжалостный солнечный свет отвлекает меня от размышлений. Кажется, я все еще чувствую тяжелый запах духов, витающий в моем номере после визита мадам Сары Бернар. Полагаю, она пришла ко мне для того лишь, чтобы потешить свое неуемное самолюбие, ведь совершенно очевидно, что у нее не было веских оснований для беседы со мной.
Безусловно, нет смысла искать логику в поведении подобных особ, но встреча с мадам Бернар по-прежнему не дает мне покоя. Будь я сейчас на Бейкер-стрит, я непременно взялся бы за скрипку или иглу, столь порицаемую Уотсоном.
Развеяться мне помог ле Виллар. С утра я получил от него телеграмму, а сразу вслед за ней он сам возник на пороге моего номера – таковы чудеса современных железных дорог.
– Мой дорогой Холмс! – воскликнул он, пожимая мне руку. – Как вы бледны! Кажется, чары того, что совсем недавно с легкой руки поэта Льежара стало называться Лазурным Берегом, совершенно на вас не подействовали.
– Оставьте это зевакам, ле Виллар. Я здесь не для праздных гуляний. По правде говоря, с самого приезда я почти не появлялся на публике в собственном облике.
– Вы непременно должны написать монографию по искусству перевоплощения, – посоветовал французский коллега.
– Монографиями я занимаюсь в свободное время, дружище, а сейчас я им не располагаю. Возможно, совсем скоро мне придется покинуть этот оазис прибрежной роскоши, несмотря на его божественный лик.
– Значит, вы хотите отказаться от расследования убийства Монпансье?
– Как раз наоборот. Мне нужно проверить одну-две гипотезы. Я уже телеграфировал в несколько пунктов назначения Европы, Англии и Америки.
– Америки?
Удивление ле Виллара вызвало у меня улыбку. Столь же наивным, хоть и немного льстивым изумлением были пронизаны его многочисленные примечания к моим монографиям, целью которых являлось воспевание гениальной методологии их автора.
Пусть ле Виллар и мог похвастаться замечательно быстрой интуицией, и все же его, как и Лестрейда, было очень легко сбить с толку.
– Как только я соберу все необходимые сведения, тотчас поделюсь ими с вами, – ответил я. – Что касается вашего предложения по поводу описания моих перевоплощений, я, честно говоря, не хотел бы вооружать преступный мир столь ценными знаниями. В Монте-Карло я многое выяснил о сургуче. Вот о нем-то, пожалуй, мне и стоит написать монографию.
– О сургуче? Вы имеете в виду странную смесь, которой запечатаны письма для Эдуарда Монпансье?
– Смесь, ле Виллар, действительно странная. Вы знали, что в одной Европе существует триста шестьдесят восемь разновидностей сургуча? И лишь благодаря запаху сандала мне удалось напасть на правильный след. Подобный аромат не жалуют в Северной Европе, поэтому я счел, что было бы разумнее искать его источник у Средиземного моря. Оставалось лишь запросить кое-какие необходимые сведения. К тому же в Монте-Карло видели Эдуарда Монпансье – он тоже наводит справки.
– Монпансье? Здесь? Вы меня удивляете, дружище!
– Случалось ли вам видеть изнанку вышивки? – спросил я, устало улыбнувшись. – Она наверняка кажется вам лишь чередованием разрозненных узелков и хаотичным набором цветов. Расследуя таинственное преступление, всякий раз сталкиваешься с подобной неразберихой. И все же какой бы мешаниной ни казалась изнанка, вышивка всегда следует определенной схеме. В Монте-Карло скончался отец пропавшей девушки. В Монте-Карло готовят сургуч, которым запечатаны таинственные письма для ее дяди. Неудивительно, что Эдуард Монпансье спешно сюда приехал; он – лишь один из многочисленных узелков, которые непременно сложатся в четкий узор, стоит только взглянуть на эту загадку с правильной стороны.
– Вы сказали «пропавшей». Полагаете, Луиза жива?
– Не исключаю такой возможности. Есть, правда, в этом узоре еще один узелок, который меня беспокоит: Нортоны, те самые англичане, интересовавшиеся делом Монпансье в Париже.
– Откровенно говоря, беседа с мистером Нортоном заставила меня усомниться в том, действительно ли погибла Луиза. Но эта семья почти не вмешивалась в расследование дела.
– Тем не менее они тоже, образно выражаясь, вплетены в эту канву. В Англии фамилия «Нортон» встречается довольно часто, однако я хорошо запомнил одно недавнее дело, в которой она фигурировала. Я было счел, что связь невозможна. Но я не из тех, кто верит в совпадения, и теперь меня снедают сомнения. На днях ко мне заходила известная актриса. Признаться, эта властная особа мне напомнила одну… Постойте-ка, ле Виллар. Вы знаете, как зовут мистера Нортона?
– Честно говоря, не помню. Конечно, мой парижский блокнот… – Ле Виллар ощупал карманы костюма и воскликнул с досадой: – Каким же глупцом я для вас выгляжу!
– Стало быть, имя вы не помните?
– Что-то вроде Гарви или Гай…
– А может, Годфри?
Ле Виллар сощурил темные глаза:
– Возможно. Буду с вами откровенен: в тот вечер взор мой был прикован к мадам Нортон, так что я едва заметил ее мужа и живущую с ними подругу.
– Вот как. Как же сей даме удалось завладеть вашим вниманием?
– Вы ведь знаете, месье Холмс, что мы, французы, истинные ценители женской красоты. Мадам Нортон – одна из тех женщин, при встрече с которой жалеешь, что она замужем. Фигура ее – само совершенство, а блестящие карие глаза переливаются оттенками нежнейшего меда и золота. Ее голос мог бы посоперничать даже с голосом Божественной Сары. Кроме того, мадам умна и любезна. Прекрасная женщина. Она могла бы стать королевой.
– И стала бы, если б не… Прошу меня извинить, ле Виллар. Подобное описание заслуживает похвалы, но советую вам сконцентрироваться на деталях, нежели на общем впечатлении, которое производят ваши слова, если, конечно, хотите, чтобы ваши наблюдения пригодились в полицейской работе. На сей раз того, что вы сказали, вполне достаточно. Полагаю, я уже встречался с этой особой.
– Значит, вмешательство Нортонов неслучайно?
– Трудно сказать. Я также по-прежнему не знаю, к чему приведет нас расследование сего инцидента. Могу лишь заверить, что мадам Монпансье невиновна.
– Какое облегчение, дорогой мой Холмс! По крайней мере, мне хватило ума не оставить предостережение месье Нортона без внимания.
– Несчастного месье Нортона.
– Почему вы так говорите?
Я вновь улыбнулся:
– Разве счастлив тот, кто вынужден оставаться в тени красавицы жены? Сыщику, однако, это пошло бы только на пользу. Я и сам нередко мечтаю о том, чтобы меня не замечали.
– Но, Холмс, вам блестяще удается оставаться незамеченным с помощью искусства перевоплощения!
– Я должен над всем этим поразмыслить, ле Виллар. И тогда уже мы будем действовать, – согласно кивнул я.