Аллегра вздрогнула:
– Не хотела бы я знать! Слава богу, что я была в поезде с миссис Нортон, а не блуждала по улицам Праги с мистером Нортоном, мисс Хаксли и этим… существом.
– Ты слишком молода, Аллегра, – сказала Ирен строже, чем обычно. – Для тебя существует только черное и белое. Лучше пожалеть это несчастное создание, чем бояться его. Под личиной знаменитого чудовища, – добавила она зловещим тоном, – часто скрывается мученик.
Следующим утром Годфри приказали явиться в Банк Богемии и предоставить отчет о своих достижениях. В записке, которую прислал мистер Вернер, обо мне не было ни слова.
Немного расстроенная, я осталась со своей предприимчивой подругой. А она, когда была предоставлена самой себе, всегда замышляла что-нибудь рискованное.
– Пусть мужчины ведут свои мужские разговоры! – сказала она, когда я заглянула к ней в апартаменты. – У нас есть дела получше.
– Какие, например?
Ирен взглянула на Аллегру, которая сидела у окна, и наклонилась ко мне:
– Мы должны организовать аудиенцию у ее величества королевы Богемии.
– Мы?
– Ты была вместе со мной, когда королева просила меня о помощи. Она встретится с нами и увидит, что я… совсем другая, и твое присутствие внушит ей доверие.
– Да, я как нельзя лучше для этого подхожу. А что мы будем делать с Аллегрой?
Я надеялась, что Ирен все же проявит здравый смысл, но она безапелляционно заявила:
– Аллегра пойдет с нами. Три женщины, одна из которых еще совсем девочка, – такой состав идеально подойдет для столь незначительного светского визита и не вызовет подозрений.
– Но ведь она действительно совсем дитя. Как же ты можешь втягивать ее в свои скандальные интриги?
Ирен пожала плечами:
– Если девушка узнает о таких интригах в раннем возрасте, это защитит ее от них в будущем.
– Королеве Богемии подобное знание не особенно помогло.
– Ах! Но ведь она совершенно не в курсе интриг, иначе не стала бы просить нас о помощи. – Я хотела было возразить, что меня королева о помощи не просила, но Ирен ловко поменяла тему разговора: – Что ты думаешь о короле?
– Ничего нового. Внешне Вилли производит большое впечатление, но он невнимателен и небрежен к другим людям, а чуткость – одно из главных качеств джентльмена.
– Мне он теперь кажется особенно напыщенным и самодовольным!
– Ирен, ты, как всегда, читаешь мои мысли! Вильгельм фон Ормштейн, конечно, могущественная личность, тут он не изменился. Но теперь я знаю, что за человек скрывается под монаршим обличьем. Он обращался подло не только с тобой…
– Правда? – Мои слова воодушевили Ирен.
– Он безразлично относится и к бедняжке королеве, – продолжала я, – а она настолько лишена воображения, что не понимает, почему он пренебрегает ею…
– Вот именно, Нелл! – кивнула Ирен.
– Меня он вообще никогда не замечал, словно я предмет мебели, и вчера вечером было точно так же. Он совершенно не изменился.
– Ты так считаешь?
– А ты разве нет?
– Да, я согласна. Однако он не узнал меня – вот что странно.
– Ирен! Но как же он мог тебя узнать? Ведь ты пустила в ход все свои театральные уловки, специально чтобы он ни о чем не догадался. И тебе удалось его обмануть. Так почему же ты теперь расстроена?
– Я не расстроена, Нелл, – возразила мне подруга. – Я заинтригована. Не важно, как я изменила свою внешность и во что была одета; Вильгельм фон Ормштейн должен был узнать меня, если, конечно, в нем еще осталось хоть что-то человеческое.
– Дорогая Ирен! Я не сомневаюсь ни в твоем умении маскироваться, ни в том, что ты произвела впечатление на короля Богемии и, по правде говоря, на всех мужчин на приеме. Тебе отлично удается и то и другое. Но с чего бы королю тебя помнить спустя почти два года, ведь теперь он женат. К тому же ты разоделась, как испанская танцовщица.
– Испанская танцовщица? Нелл, ты обижаешь меня.
– Прости, Ирен, временами ты можешь быть неуловимой и незаметной, но волосы цвета вороного крыла слишком бросаются в глаза.
Моя подруга шутливо надула губки и горделиво погладила свои блестящие локоны:
– По крайней мере, Годфри новый облик очень даже нравится.
Я вздохнула:
– Может быть, Годфри и образец совершенства, но, думаю, он все же типичный представитель своего пола. Когда он увидел тебя в совершенно другом образе, его тяга к разнообразию была удовлетворена без угрозы для брака.
– Какое глубокое наблюдение, Нелл, – ухмыльнулась Ирен. – Ты отлично разбираешься в житейских проблемах. Как хорошо, что я утащила тебя из гадкого Парижа в этот старый скучный город!
– Он старый, но не такой уж скучный, на мой вкус.
– Вы говорите о короле? – спросила Аллегра, подсаживаясь к нам на диван. – Мне он как раз показался совершенно, невыносимо скучным, хотя раньше я не встречала королей. И конечно, как вы правильно заметили, мисс Хаксли, он уже старый. Наверное, я слишком многого ожидала от встречи с августейшей особой.
Мы с Ирен уставились на Аллегру. Старый? Но ведь ему всего тридцать один год! Они с моей подругой ровесники! Судя по следующей реплике Ирен, она подумала о том же самом:
– Моя дорогая «сестренка», с годами ты поймешь, что возраст – понятие относительное. Король Богемии сейчас в самом расцвете сил.
– Возможно, – упрямо насупилась девушка. – Но он выглядит точно как старый, туго набитый диван.
– А какое впечатление на тебя произвела королева? – поинтересовалась я.
Аллегра скорчила гримасу:
– Она такая обычная! Я очень разочарована. Она показалась мне довольно милой, но совершенной размазней. А вот Ирен… в смысле миссис Нортон… была единственной царственной особой во дворце. А из мистера Нортона вышел бы настоящий король. Как жаль, что наше будущее зависит от того, кем были наши родители.
– Что за прелестное дитя! – воскликнула Ирен, расцеловав Аллегру на французский манер в обе щеки. Эта традиция всегда казалась мне неестественной. – У тебя безупречный вкус!
Ее веселье было таким заразительным, что мы расхохотались до слез.
– Но ты должна понимать, – продолжила Ирен, успокоившись и взяв Аллегру за руки, – что, вероятно, королева выглядит такой бледной и чопорной, потому что у нее серьезные неприятности. По правде говоря, это тайная причина, по которой мы приехали в Богемию. Так что не стоит судить о людях, не зная о них всей правды. Не забывай, что здесь королева наша госпожа, и мы не должны выносить ей слишком поспешный приговор.