Вопросов не было. Оставалось только надеяться, что полицаев будет немного.
Провозились долго, у Лехи сердце кровью обливалось, когда закапывали всякое имущество, очень было страшно, что придется завтра бежать по лесу с погоней на хвосте. Только вроде жизнь наладилась – ан опять те же омерзевшие песни, прямо как новогодняя программа по Первому каналу.
Семенов с Бендеберей утаскивали имущество в лес, возвращались пустыми.
Середа, тихонечко насвистывая похоронный марш, раскладывал харчи на кучки – маленькую на завтрак, еще меньше – по рюкзакам, на утро. А Леху напряг лейтенантик, взявщийся чистить и густо смазывать то оружие, что должно было лечь в землю – две винтовки да свой автомат, оставшийся без патронов. Периодически Березкин поглядывал на лежащую сбоку карту; как сообразил потомок – запоминал командир местность, во время драки некогда будет с картой сверяться. То, как он обходился с оружием, менеджеру понравилось – ловко, быстро разбирал, уверенно чистил, используя помощника только для грубой работы вроде чистки дула, потом заботливо смазывал каждую детальку, моментом собирал и, загнав в ствол патрон, откладывал в сторону. Когда лейтенант возился с круглыми дисками, смазывая их внутренности, Леха спросил – зачем патрон-то в стволе? На что командир рассеянно ответил, что главное – казенник защитить, а то если раковины появятся, то оружие в дело не пригодно будет.
Потомок кивнул, насчет раковин он не понял, но переспрашивать не стал. Заодно почистили и Лехин трофей – тот самый нетяжелый карабинчик.
– Больно он легонький, – с сомнением заметил лейтенант.
– И что?
– Отдача сильная будет, а у вас и так плечо травмировано, – ответил Березкин.
Леха призадумался. Слова прозвучали странно: он-то был уверен, что эта машинка не будет так прикладом дыдыкать. Отпросился у командира и подлез с вопросом к Середе, тот как раз с сомнением тряс у уха какую-то подозрительную банку, опять же без этикетки. В банке жидко булькало.
Умер наш дядя,
Нам очень жаль его.
Он нам в наследство
Не оставил ничего, –
бурчал на мотив траурного марша тихонько себе под нос артиллерист. Посмотрел глазами задумчивой коровы, встряхнулся и спросил нормальным человеческим голосом:
– Как считаешь, что тут?
Леха не хотел терять с трудом заработанный авторитет знатока консервной промышленности, потому сказал мудро:
– Да что бы ни было – сожрать ее стоит на завтрак, чтоб жижу не таскать.
– Логично, – согласился Середа.
– Слушай. Тут у меня вопрос…
– …что стреляет в пятку, а попадает в нос? – усмехнулся артиллерист.
– Не, не то. Я из винтовки тут стрелял…
– Знаем. Знаем. Хороший выстрел был, – великодушно признал Середа.
– Так она мне плечо отбила напрочь, – признался Леха.
К его удивлению, собеседник не стал веселиться, глумиться и всяко-разно прочее, а пожал плечами с видом полнейшего равнодушия.
– Ты же впервые стрелял, так? – скучно осведомился Середа.
– Сам ведь знаешь… – буркнул Леха.
– Вот. А я тебе несколько раз говорил – плотно прижимать к себе приклад надо. Ты не прижал, вот и получил ляпас. Слушать надо, когда умный дядька Середа говорит.
– Да, больно так!
– Могла и ключицу сломать. Знавал я такой случай, – кивнул артиллерист.
– Но почему? И как из нее стрелять тогда?
Середа вздохнул, театрально поднял глаза к небу и опять заныл на известный мотивчик:
А тетя хохотала,
Когда она узнала,
Что он нам в наследство
Не оставил ничего!
Леха разозлился и дернул певуна за рукав – на здоровой руке, разумеется.
– Слушай. Хорош ныть. Толком скажи, завтра придется драться, а я опять себя покалечу.
Артиллерист иронично глянул на сердитого покрасневшего летуна-белоручку.
– Я тебе, крылатый пламенный мотор, три раза говорил: плотно прижимать приклад. Что непонятно было? Плотно!
– Я прижимал, – огрызнулся потомок.
– Фи-гуш-ки, – пропел сержант. И тут же наставительным голосом пояснил: – Прижал бы плотно – не отшиб бы плечо. Раз отшиб – значит, не прижал. Когда ты стреляешь – из ствола вылетает пуля. На нее давят пороховые газы с такой силой, что она два километра летит как нахлестанная. И, как учит товарищ Ньютон, сила действия равна силе противодействия. То есть с такой же силой, как и пулю, толкает и винтовку, но в противоположном направлении. Но она все-таки по весу не как пуля, а потяжелее, потому летит не на два километра. Так вот, если ты винтовку к себе прижал, то противоудар приходится на всю твою массу – килограмм восемьдесят, потому что вас, дармоедов, в авиации раскармливают, да плюс винтовка четыре кило – получается легкий толчок. А не прижал приклад – получил четырехкилограммовой винтовкой. Получаешь ляпас. Понимэ?
– Ну в общем – да, – задумался Леха.
– Тогда будь паинькой, скажи доброму сержанту Середе «спасибки» и завтра не опозорь мои седины, ученичок. Чтоб каждый выстрел – в цель! И зря не стреляй! Шинели нам нужны с минимальным количеством дырок! Береги патроны!
– Значит, чем легче винтовка – тем у нее отдача больше? – о своем, о девичьем, спросил нудный потомок.
– Именно. Я еще и удивился, что ты так спокойно лейтехе винтарь немецкий отдал. Хотя у того, что ты себе заграбастал, калибр поменьше, так что ничего, не пузырься. «То на то» и сменял. Главное – не журыся, а прижимай к себе приклад, как знойную красотку!
– А как думаешь, завтра бой будет?
– Черт его знает… Но не хотелось бы. Мне б клешню залечить, а то надоело уже калекой шляться.
На место, где предполагалась встреча, выдвинулись едва ли не затемно, надеясь, что если там появятся фрицы или полицейские, то будет это немного позже. Было холодно и сыро, но лучше так, чем припереться самим в засаду. Пробирало до печенок, да еще и дождик принялся моросить. Плащ-палатки помогали сначала, потом стали промокать; немецкие, правда, воду не пропускали, но укрыться ими полностью не получалось – что-нибудь да торчало. И мокло. Так что Семенову с бурятом и потомком пришлось лучше, чем лейтенанту с Бендеберей, но ненамного. Замерзли все, ночи были холодными, да и утро оказалось мозглым. Одна радость – завтрак был, по лесным меркам, роскошный, да и Середа расстарался, был у этого парня талант – еду вкусно готовить. Поваром бы ему быть, а не артиллеристом. Хотя, может, и артиллеристом он был неплохим.
В обозначенное время никто не появился, дорожка – полузаросшая и давно не пользованная, так и оставалась пустынной. Подождали еще час.
Семенов не знал – радоваться или нет. С одной стороны – то, что уже не приехала пара грузовиков с немцами – хорошо. С другой стороны – без лекаря хреново. Пробирала дрожь, то ли от нервного ожидания, то ли от сырости и холода.