– А эти винтовки у вас откуда?
– Вот эти две мы как раз у Гогунов и изъяли. Когда товарища Семенова выручать пришлось. Так что было у них пятнадцать, а теперь тринадцать. Еще одна – с того самого немца, вместе с обедом прибрали. Из отечественного горохового концентрата был обед, к слову, вкусно обалденно, могу смело рекомендовать!
– А пулемет?
– Вместе с инструментом и пистолетом добыли. Ремонтник был у битого бронетранспортера. Сопротивлялся, зараза, его наш бурят гранатами закидал, иначе бы не одолели, он в кузове бронированном как в фортеции сидел.
– Вы должны мне подробно все рассказать, это нужно для общественно-массовой работы! И обязательно выступите у нас на партийном собрании! Надо изучать боевой опыт, это сейчас архиважно… – взволнованно сказал замполит.
– Это все потом. Есть срочное задание. Начальника разведки у нас пока нет. Потому заниматься придется тебе, – весомо перебил пышноусый.
Замполит осекся, внимательно вытаращился на командира.
– Ситуация такая. Прямо сейчас подготовь и отправь хруппу разведчиков – из наших, проверенных ребят, – чтобы поглядели и прикинули, что да как с теми самооборонцами, которые Кирхетова обстреляли, помнишь? Ну село рядом с Миколаевкой.
– Понял, понял. Настоящий антисоветский гадюшник! А ведь в богатый колхоз входили. Второй в районе! В соцсоревновании побеждали!
– Это уже лирика. Значит, скажи Кирхетову, чтобы подобрал себе толковых хлопцев и все там хлянул як слид. Подходы, патрули, кохда немцы там ездить прекращают. Сам чтоб не светился и не шумел, только наблюдал да на ус мотал. Послезавтра мы туда подойдем основными силами и змеюшник этот прихлопнем, но без разведки соваться – не дело. Задача ясна?
– Так что точно, товарищ командир, – очень стараясь выглядеть по-военному браво, оттарабанил на одном дыхании политрук. Выглядела эта попытка штатского шляпы комично даже для потомка, но ухмыляться открыто никто не стал, видно было, что старается человек.
– Действуй, комиссар, – усмехнулся пышноусый. Глянул в спину припустившему трусцой исполнять приказание политруку. Потом окликнул: – Походи! Кирхетову скажи, чтобы с бойцами потолковал: они там были, может, что полезное скажут!
Дождался кивка подчиненного, повернулся к Середе:
– А теперь, сынку, расскажи-ка мне поподробнее, что у вас там было.
К чести артиллериста надо сказать, что у него все получилось в изложении: и в меру героично, и в меру самокритично, и в меру цветасто. Ну что сказать – подвешен язык отлично у человека, талант такой дан. На коварной подставе с запиской от убитого фрица пышноусый оживился, радостно крякнул, потер руки и расправил молодецким движением усы, сказав при этом с долей и восхищения и уважения:
– От же чортеня, як хитро хадюк цих обвернул! Хвалю, сынку, буде з тебе толк!
– Нас не торкнешся – ми не чіпатимемо, ну торкнешся – спуску не дамо! [149] – напевно и в тон ответил очень как-то уютно, по-домашнему Середа. Посмеялись.
– Разрешите, товарищ командир? – обратился к пышноусому Семенов.
– Валяй, хлопец, – кивнул главный.
– Может, нам есть смысл с этим Киргетовым пойти? Мы ж там были.
– Нет, боец. Так не ходится. За Кирхетова ты не бойся – первый браконьер тут был, даже похлеще вашего знакомого Жука. Так что лес для него – дом родной, разведчик от так называемого боха, если выражаться по-старорежимному, – тут усатый ухмыльнулся и подмигнул с хитрющим видом.
– Жук – браконьер? – удивился искренне Березкин.
– И самохонщик заядлый.
– Но это же запрещено!
– Не пойман – не вор. А ехо ни разу за руку не схватили, – опять подмигнул пышноусый.
Молоденький лейтенантик только рот раскрыл. Леха сообразил, что не успел еще офицерик столкнуться с грубой прозой жизни.
– Тут, товарищи, надо, чтобы вы молодежь нашу натаскивали, а не в разведки ходили. Потому, когда выдвинемся – каждый из вас будет опекать по одному молокососу, вести, обучать и навстобурчивать. Чтоб понимали, что к чему. На практике обучение лучше схватывается.
Красноармейцы переглянулись с кислым выражением на физиономиях.
– И нечехо тут перехлядываться, – недовольно проворчал пышноусый, – сам знаю, что так нехорошо, но вы – уже сработались. И иначе не натаскать, а потом поздно будет. Как снежок выпадет – будут нас хонять по пороше, как пить дать. И если у нас бойцы будут – то хонять нас не вытанцуется, а вот если школяры-неумейки – все поляжем задарма. Считайте сказанное приказом, – закончил он уже официальным тоном, живо напомнившем Лехе главбухшу в те моменты, когда она говорила, что по итогам квартала премии не будет.
– Тащ командир, там буза у ребят, – обратился подошедший к компании паренек с громоздким «кропачеком» на узком худеньком плече.
Командир кивнул, опять разгладил усищи, обвел прямо-таки генеральским взглядом красноармейцев и пошел дальше по своим многотрудным делам. Березкин, глянув на тощенького партизана с ружьищем, легко поднялся и, бурча о том, что этих новобранцев в бой никак нельзя, надо хоть сейчас еще подтянуть, забрал с собой ефрейтора – пошел школить молодежь.
Четверо остались одни. Середа косо глянул на менеджера и сказал:
– Ты прямо как верблюд, только рогов у тебя нет!
– Это ты к чему? – не понял потомок.
– За язык тебя кто тянул? Ботало коровье, а не старшина военно-воздушный! Если б нас опросили, как положено – поврозь, отдельно, да поодиночке, – тут же бы все и вылезло. Вот повезло вам, что я такой умный и красивый, но больше все-таки умный. Все: слушаете, как оно с нами было, и запоминаете, а то нарвемся. Согласны?
Бойцы хмуро кивнули. И артиллерист быстро, точно, словно по писаному изложил все, бывшее с ними, выкинув только пребывание в плену. Получилось гладко и на первый взгляд – весьма правдоподобно.
– Вы теперь сами все это в головах пошерудите, проверьте, чтобы если что шероховатое покажется – вместе разобрались. Вишь, начальство тут штатское, толком допрашивать не умеют, а если нарвемся на кого подотошнее – так чтоб не облапошиться, – закончил свою речугу очень серьезный артиллерист.
– Где ты так наловчился во всем этом разбираться? Ну в допросах? – спросил Семенов.
– А я в бригадмиле [150] был. И нас толковые мужики учили. Потому и знаю, что говорю, нам пятно в биографии не нужно. Попадется один шибко бдительный угрёбок – и вся жизнь наперекосяк. Ни к чему. Добром от немцев выдрались, потери им нанесли. Друг друга узнали. Все. Не было того. Дальше воюем, – пристально глядя на соратников, сказал очень серьезный Середа.