Взгляд. Вот в чем был скрытый смысл названия этой передачи. Не созерцание, а чувство, пылающий взор борьбы за справедливость.
На экране опять появилась студия программы «Взгляд». Она была пуста, и было непонятно, куда делись ведущие. Так длилось секунд десять, и затем неподвижную камеру сменил видовой фильм про осень. Красивый, спокойный, как у нас бы сказали, релаксационный – на советском ТВ такими заполняли технические паузы.
«Их все-таки убрали? А зачем? Они же вроде как… Черт, как все просто. Сыграть на протестных настроениях. Никому в голову не придет, что ребята сработали на официоз. Была форточка вольнодумства, ее прикрыли – значит, масса назло потребует разборки с НАТО. Инициатива только снизу. Руцкой получает абсолютный карт-бланш. Ну а как организовать и направить пиплов на майданах – это мы знаем. Это мы проходили».
– Поступают сводки. В городах СССР народ выходит на стихийные митинги, – голос Светланы взволнованно и звонко разрезал вуаль расслабляющей музыки. – Дать на экран?
– Не нужно, – безразличным тоном ответил Гаспарян. – Инцидентов же не ждете?
– Все контролируют ДНД и ОКОД. Штатные сотрудники, конечно, наготове, но не маячат. В СССР же свобода собраний.
– И в Брянске тоже? – спросил Виктор.
– Агха… – Светлана зевнула, прикрыв ладошкой рот. – На площади Ленина, там есть возможность трансляции лазерным проектором. Да, поют «Ночь над Белградом». Весь Союз поет. Народ из архивов домолинии повытащил. С клипом здорово получилось, я сама не ожидала. Прямо шок был. Что значит свобода творчества.
– И в Сибири? Там же ночь глубокая.
– Ну так народ-то по «голосу» сразу узнал, что бомбят. И сидели, ждали «Взгляда», что скажут. Всю страну перебудили. Может, завтра для отдыха выходной объявить?
Мягкий осенний вечер на экране вдруг мигнул и исчез; вместо него возник большой зеленый купол, подсвеченный прожекторами, на котором в пелене мелкого осеннего дождя развевался красный флаг.
– Внимание! – вырвался из динамиков бодрый голос диктора. – Включаем прямую трансляцию из Кремля!
– Товарищи! – хрипловатый командный бас Руцкого загремел сквозь густые черные усы и динамики. – Час назад вооруженные силы стран НАТО совершили бандитское нападение на суверенную Югославию! Льется кровь, гибнут мирные люди!
Виктор вдруг понял, что впервые видит по телику вице-президента двух реальностей в качестве президента. Ну, «ни мэров, ни сэров» – оно не считается. Тем более что эти слова не он тогда говорил, а Макашов.
– Сейчас на Красную площадь вышли тысячи людей, – продолжал Александр Владимирович, – тысячи, миллионы людей вышли на улицы, и они справедливо требуют от меня, как от человека, которому вверена верховная власть в стране, чтобы я остановил это кровавое преступление! Я выполняю волю народа! Я принял решение направить на помощь братскому югославскому народу наши войска! И пусть те, кто сегодня подтерся международным правом, знают: кто не спрятался – я не виноват!
«Так, и что дальше будет? Наши с натовцами напрямую в Югославии воевать? Или как? Послать войска – как, что это вообще? Это хорошо с плеча рубануть – ну а дальше что?»
– Да, и еще, товарищи телевизионщики, – заканчивал выступление Руцкой, – что у вас там со «Взглядом»? Ну дайте ж досмотреть.
На экране вновь возникла студия, в которой с разинутыми ртами стояли Листьев, Любимов и Политковский.
– О! Мы в эфире, – сказал кто-то из них.
– Есть! Есть! – воскликнул Любимов. – Мы все сделали это! «Пламя гнева горит в груди…»
И они втроем вдохновенно запели припев.
– Великолепно, – констатировала Светлана. – Зачем иметь кучу башен ПБЗ, когда такие люди в стране советской есть?
– Послушайте, я только одного не понял, – Виктор удивленного переводил глаза то на Семиверстову, то на Гаспаряна, – а как же насчет того, что нельзя найти ответственных? Мы же напрямую в драку лезем!
– Ну, так то у НАТО был имидж – остановить преступления ДКХП, теперь роли сменились, теперь НАТО – преступник. Сейчас идет массовый заброс нашей информации в мировые СМИ, НАТО к контрмерам не готово, оно ориентировалось на компрометацию ДКХП. И военный успех будет во многом зависеть от того, кто кого деморализует.
– Ясно. Так, значит, Болгария уже дала разрешение на коридор?
– Не-а. Сейчас как раз Руцкой будет со Стояновым говорить. Андроник Михайлович, наверное, имеет смысл, чтобы товарищ Еремин тоже послушал?
– Давайте. Может, это прольет свет в конец тоннеля.
«Они и правительственную могут сюда по сети коммутить? Ну, ни фига себе! И все это для меня? Точнее, чтобы выяснить, зачем я?»
В динамике слегка зашипело.
– Здравствуйте, товарищ Стоянов, – послышался голос Руцкого.
– Добрый вечер, господин президент, – послышалось в ответ на чистом русском.
– Сейчас тут над вами пролетят наши военные и транспортные самолеты, это на Югославию. Они уже поднялись и подлетают к границе. Вашим авиадиспетчерам уже доложили. Не волнуйтесь, в вашем воздушном пространстве никаких боевых действий не будет.
– Простите, но кто дал разрешение на вход в наше воздушное пространство самолетов ваших ВВС?
– Да какое разрешение? Людей спасать надо. Они уже подлетают.
– Простите, я не понял. Мы – суверенное государство…
– Послушайте, суверенное государство, ну не сбивать же вы их будете? Потому что тогда мы проложим коридор через вашу ПВО, как пособников агрессии, и все равно пройдем. Кстати, как у вас там АЭС в Козлодуе? Что-то у американцев реакторы рваться начали.
– Это… это неслыханно! Это провокация! Я прекращаю разговор!
Трансляция прервалась.
– Ну и как? – спросил Гаспарян, глядя на Виктора.
– Это трындец… И что теперь будет?
– Стоянов бросится советоваться с «Барашком» и «Бабулей».
– С кем?
– С дядюшкой Билли и тетушкой Мадлен. А тем до него особо как-то… Светлана Викторовна, дайте камеру с орбиты. Сделали канал, надо же хоть попользоваться.
…В лучах восходящего солнца, на фоне земного полумесяца сверкал огромный белый цилиндр с раскрытыми, как ладони, створками люка; из них медленно поднимался корабль, похожий на «Шаттл», только поменьше.
– Это один из четырех боевых модулей БКС, – прокомментировал Момышев, – в каждом модуле по пять МББ – маневрирующих боевых блоков. Сейчас они развертываются в боевое положение. Одна типовая БКС способна стереть с лица Земли все живое в полосе шириной до трех тысяч километров.
– Это все что, против Болгарии?! – воскликнул Виктор.
– Зачем мелочиться? – удивился Гаспарян. – Против США, конечно.