– Вы… вы серьезно?! У вас что, башни посрывало?! – От волнения Виктор не находил, что сказать.
– Вот и американцы подумают, что посрывало, – абсолютно спокойным голосом произнесла Светлана, – а чтобы они в это поверили, пришлось ввести пост вице-президента, поставить на него Руцкого, разыграть болезнь Романова… Ну, что рассудительный Григорий Васильевич пойдет на такое, поверить трудно, а вот если Александр Владимирович… Главное, у американцев нет заранее просчитанного варианта действий на этот случай. Неожиданность – важный козырь в войне нервов.
– Товарищи, но ведь это же с огнем игра, почище Карибского кризиса. Мы с вами не заигрались?
– Ваше беспокойство естественно. Карибский кризис был стихийным, этот – запланирован. Потом, кроме БКС у нас есть второй секретный козырь.
– Ясно, – обреченно вздохнул Виктор, поняв, что ничего изменить уже нельзя, и мир если грохнется в пламя ядерного пожара, то уж грохнется. – И в нужный момент вы его покажете.
– А что показывать? Вы его знаете. Это вы.
– Я???
– Ну да, вы. Человек из будущего.
– И чем я могу воздействовать на американцев?
– Вы не знаете?
– Нет. Честно, нет.
– Вот. И американцы не знают. Значит, будут исходить из худшего.
– Потому я и должен был показаться Галлахеру и Бруксу?
– Да. Честно говоря, мы здорово боялись, что вас ликвидируют.
Виктор вдруг почувствовал, что Светлана словно старается его поддеть, вывести из себя. Нет, вряд ли бы они так легко хроноагентом швырнулись. Момент истины прощупывает.
– Меня бы похоронили, как неизвестного солдата?
– Как павшего смертью храбрых. Создали бы легенду. А для вас это важно.
– Слышал, что для самураев важно правильно умереть. Вот если плохо живешь, это еще можно исправить, а если умер, как гнида, тут уж… Кстати, а что там с Болгарией?
– Нормально с Болгарией. Стоянов почувствовал, что американцы его не прикроют, и дал коридор.
– И ничего, не порвал отношения?
– Виктор Сергеевич, – вставил слово Момышев, – уж нам-то не знать, что Европа любит голых и брутальных.
– А НАТО?
– Силы НАТО свертывают операцию, – продолжала Семиверстова, – и спешно мотают нах… как там, в «Освобождении»? Нах хаус.
– Что, и это все?
Обыденность, с которой Светлана сообщила, что война за югов, оказывается, уже выиграна, совершенно обескуражила Виктора. Это, знаете, как в кино, где нагнетается, нагнетается, а потом бах – и наши танки подоспели, с надписью «Конец фильма».
– А вы что, большой войны хотели?
– Нет.
– И американцы нет. Нет информационного повода для войны с СССР. У вас там Барри Левинсон снимал «Wag the Dog»?
– Да. Кстати, практически про Югославию.
– Ну вот. Нужны террористы или пленный солдат, или что-то в этом духе. А этого нет. Гейм овер.
– Твою мать!!! – дико заорал Гаспарян, стукнул кулаком по крышке стола и схватился обеими руками за голову.
– Что??? – в унисон воскликнули Виктор, Светлана и Момышев.
– Они его сбили!!!
– Кого сбили? – На этот раз Виктор Сергеевич успел первым.
– Козодоя сбили! Локхид F-117 Найтхок!
– Сербы?
– Какие сербы? Наши!!!
Впрочем, через секунду Гаспарян опять взял над собой контроль.
– Все повернули, он полез по-тихому – то ли они хотели проверить его малозаметность, то ли в эту малозаметность сдуру поверили, то ли провоцировали. И по нашим расчетам, должен был выйти на детский приют вместо радара ПВО. Наши не выдержали и грохнули, не согласовывая. «Кортиком», с орбиты, лазером. Сами не думали, что такое получится, «Кортик» – он же противоспутниковый, его ж никто по наземным и воздушным не применял. Американцы даже не поняли откуда. Но это не суть важно. Все, все псу под хвост!
– Как это могло произойти? – спросила Светлана.
– Как, как… Да никак! В данном месте ни наши не могли его сбить, ни сербы. Даже если бы хотели. Никто и не думал про «Кортик», не делали его для этого.
– Что теперь будет? – Виктор почувствовал, что этот банальный вопрос неожиданно стал очень уместен.
– Эскалация военных действий. Термин вам знаком, надеюсь?
– И ничего нельзя сделать? Меня, например, Клинтону показать?
– Да что вы, кузькина мать, что ли? Чем меньше он вас видел, тем больше боится!
Запищал зуммер системника.
– Все! Тотальный мозговой штурм! – воскликнул Гаспарян. – Через пять минут Руцкой говорит по телефону с Клинтоном про инцидент. Срочно придумать причину, почему мы его сбили, так, чтобы СССР ни в чем нельзя было обвинить. Насчет того, куда ДКХП перенаправляло ракеты нашей электроникой, ни звука! Все, все думают. Почему мы его сбили? Почему мы его сбили?
– Не заметили, вот и сбили, – машинально выпалил Виктор.
– Что? Что вы сказали?
– Он же невидимка. Мы его не заметили, вот и сбили. Югославы так шутили… у нас.
– А вот шутки они от нас не ожидают, – подметила Светлана.
– Стойте. Стойте… Невидимка, не заметили – и сбили. Никто не виноват. Слушайте, полный бред какой-то, но что-то мне подсказывает… Клинтону ведь тоже эта эскалация на фиг не нужна, он небось уже после станции трясется.
Гаспарян застучал пальцами по столу.
– Если этот идиотизм прокатит, я, наверное, уйду в отпуск.
– А разговор транслировать не будете? – вежливо осведомился Виктор.
– Нет. Хватит уже с вас. Еще сглазите. Все, ждем.
…Пикселы на рабочем столе четырнадцатидюймового экрана чуть мерцали, смешиваясь с мерцанием газосветных ламп, и Виктор по привычке подумал, вызвано ли это несовершенством монитора или же в настройках можно выставить частоту обновления повыше. И еще он подумал, что никогда не следует считать, что в этом мире от тебя ничего не зависит.
– Все, – устало произнес Гаспарян и закрыл лицо руками. На него встревоженно уставились три пары глаз.
– Нет, товарищи, все, все хорошо. Клинтон перевел в такую формулировку: разведывательный полет был совершен успешно, самолет не замечен, экипаж выполнил задачу, машина попала под случайный огонь. Есть чем оправдаться перед избирателями, не взрывая мира. Вот если бы они этого героя-любовника на Маккейна заменили… Ладно. Теперь будем искать, кто нам подбросил идею «Кортиком» сбивать.
– Слушайте, а я, кажется, знаю! – воскликнул Момышев.