– Да, в общем… – согласился Виктор, втайне признавая, что креативщики и впрямь размножились до числа целого класса. – А кто же кого угнетает?
– Ну, угнетает, не совсем то слово… Здесь другое. Понимаете, психологически наши технари – ну и вы, наверное, это сами по себе чувствуете – это люди, которые по роду профессиональной деятельности привыкли сталкиваться с естественными ограничениями своего личностного самовыражения: свойствами материала, физическими законами, стоимостью обработки и прочее, и которые, по причине сложности создаваемой техники, склонны к организации в группы, коллективы. В результате они склонны считаться и с разумными ограничениями в общественной жизни, диктуемыми необходимостью сохранения общества в целом, если при этом их существование достаточно комфортно как материально, так и с точки зрения уважения общества, развития творческих способностей и возможности себя реализовать. Причем им важна определенная стабильность и гарантии на случай неудач. Согласны?
– Ну, в общем, да. Как-то, знаете, больше хотелось зарабатывать, и чтобы работа творческая была, мыслей требовала. А бодаться с советской властью смысла не видел.
– Вот именно. Создатели же – это люди, склонные к эгоистическому мировоззрению, они ставят во главу всего личный успех. И это понятно, потому что у них работа в большинстве своем основана на личных эмоциях, а значит, глубоко индивидуальна. Вы можете, например, представить, чтобы несколько композиторов, с разным мироощущением, написали вместе одну песню? Ну вот. Поэтому криэйторов бесит все, что, по их мнению, ограничивает свободу их личного проявления, личного самовыражения, они склонны протестовать против всякого механизма общественного упорядочения и в общем-то против всякого общественного уклада, против общества, как такового. При этом они считают приемлемым для человека падение на дно общества в материальном плане, и многие их них, считая наиболее важным для себя именно эмоциональное, духовное состояние, находят в этом падении удовольствие и источник творческих сил. Я понятно излагаю?
– В общем, да. Художники там, они иногда готовы были афиши для кинотеатра малевать за копейки, но чтобы время для своей работы, для души вроде как было. Это у них бывает.
– Примерно так, да… Короче, общество, удобное для интеллектуалов, некомфортно для создателей, и наоборот. И те и другие стране нужны. Но сейчас, для модернизации, наше общество должно быть прежде всего удобно технарям. А создателям, людям чистого искусства, в нем не совсем хорошо, личной свободы им не хватает. Отсюда скрытый протест, фиги в кармане, пьянство среди работников творческих профессий – хуже, чем у шахтеров… Вот бьемся над тем, как это сглаживать.
«Теперь мне все понятно… Идеального общества все равно нет. И мне здесь хорошо потому, что просто этот строй под нас, под инженеров, заточен, а был бы я композитором – может, и чувствовал здесь себя, как в тюрьме. Сэ ля ви. Значит… Значит, коммунизма не построить. Вот и ответ этим чудикам».
– Значит, коммунизма не построить… – рассеянно произнес Виктор свою мысль вслух. Впрочем, в обществе, где умеют читать мысли, таить их особенно незачем.
– Что вы сказали? – переспросил Степан Анатольевич.
– Да так, подумалось…. Раз возникают новые классы – выходит, коммунизма не построить.
– А кто вам сказал, что коммунизм строят? – спросил Веничев.
Заведующий лабораторией по революционным бомбам вдруг вошел в какое-то радостное внутреннее возбуждение, словно хотел показать сюрприз; от волнения он стал даже машинально почесывать нос.
– Н-ну… все… и Маркс говорил.
– Минуточку! Подойдемте к терминалу!
Веничев потыкал пальцами в клавиатуру, и через минуту в браузере высветилась цитата:
«Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние. Условия этого движения порождены имеющейся теперь налицо предпосылкой. Маркс К. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. – С. 34».
– Видите! Для Маркса коммунизм – это не строй! И его не строят! Это процесс, который висит в оперативке и убивает процессы социального расизма. Это, если хотите, антивирус.
– Простите, а как тогда называется то, что строят?
– Простите, а вам не наплевать на то, как оно называется? Что бы ни строили – главное, чтобы это было именно то, в чем нуждается общество сейчас, а не когда-нибудь после тяжких лет страданий. Вот, например, большевики ликвидировали крупную буржуазию. Но осталась частная собственность, буржуазия в форме использования административного ресурса партийно-хозяйственной номенклатурой и дельцами теневой экономики. То, что мы делаем сейчас, – строим систему, в которой этой новой буржуазии не находится места. Вот так мы делаем шаг за шагом к этому самому бесклассовому обществу, о котором вы говорили. В какой форме мы это делаем? В той, которая полностью соответствует условиям точки, из которой вышли.
– А, простите, Хрущев как же? – перебил Виктор, ошарашенный этой новой социальной геометрией.
– Хрущев? Хрущев говорил, что он строит коммунизм. На самом деле он выращивал химеру в виде потребительского общества, которое переплюнет Америку по мясу и холодильникам и которое должно питаться соками идей всеобщего равенства и братства. Братство потребиловку не оплодотворило! Поэтому мы смотрим на реальные интересы людей. Сейчас не пятидесятые, и мы уже не можем так опираться на крестьянские привычки к общему труду, как вы это видели во второй реальности. У нас население уже съехало в города, изменило жизнь, приучено к потребительскому мышлению. Поэтому мы и должны использовать это потребительское мышление, но, Виктор Сергеевич, не давать ему принимать ваших уродливых форм и не культивировать его развитие дальше. Мы ищем разные формы, как возвращать обратно народу созданные им ценности.
Веничев налил себе в стакан негазированной «Брянской минеральной», проглотил залпом и продолжал:
– Через кооперативы, через государственные акции, через централизацию финансов и кредита, через участие рабочих в управлении, через изменение стиля управления и выдвижения управленцев; разными тропинками и дорогами идут наши люди к будущему, но идут они ради себя, ради семьи, соседа, родных и близких, чтобы каждый видел, как это нам же нужно, а не политическому руководству. А как назовут – пусть историки думают.
– Хм, а что же тогда нужно политическому руководству?
– То же, что и вам. Вы работаете с заказчиками – и руководство работает с заказчиками, с обществом. Основной заказ – борьба с угрозой социального расизма, внешней и внутренней.
– Извините за наивный вопрос: а что же тогда, коммунизм, выходит, возможен с любого момента? И даже в нашем обществе?
– Должен быть с любого момента. Иначе какая же это теория?