– А вы знаете, почему вас отпустили? Вы ничего не знаете, вам ничего не сказали, отпустили под подписку о невыезде, повторно не вызывают. Держитесь естественнее.
– Держаться естественнее… Вы полагаете, что контакт с Галлахером – это и есть задание хроноагента?
– Пока мы можем только предполагать. Кстати, задание прослушать радио – это тоже подготовка к контакту. Вы же у нас из капстраны, а выглядите и говорите как советский человек.
– Ну, с имиджем я как-нибудь сам разберусь… Знать хотя бы приблизительно, чего он хочет, этот Галлахер, что будет спрашивать, что говорить.
– Увы, – развела руками Светлана, – этого Инге в шифровке не сообщили.
– Тогда остаются мелочи. Например, достать прикид грибника, корзинку, ну и сапоги резиновые. Вдруг в лесу сыро или вообще дождь пойдет?
– По прогнозу не обещали. По легенде вещи вы взяли в туристском прокате, но вам их прямо завезут в комплекс. Возьмете сумку у Доренцовой. Никакого оборудования – скрытых микрофонов, передатчиков – у вас не будет. У Галлахера может быть сканер, и это вас засветит.
– А мобильник?
– Тоже оставите. Объясните, что на всякий случай: вдруг КГБ через них прослушивает. Тем более что среди населения такие слухи ходят.
– В общем, если что, связи никакой.
– Образец вашего запаха дадут служебным собакам. В район встречи на природу выедут несколько «хозяев с питомцами».
– Уже хорошо. Тело хоть разыщут.
– Социального оптимизма вам не занимать. Давайте пройдемся по тому, что вы делали эти несколько дней после покушения, почему переехали, как познакомились с соседкой по комплексу, для чего ухаживаете за ней и так далее…
– Вот твоя сумка.
Это была авоська из синтетической рогожи – вроде тех, с которыми у нас ездят продавцы на базар, с большой желтой эмблемой Брянскспорттурпрокат на боку.
– Ты все проверь, вдруг размер не тот. А то будешь суетиться в последний момент, – настояла Доренцова.
Виктор вынул из сумки зеленый литой резиновый сапог с невысокими голенищами и одноразовой бумажной теплой подкладкой вместо портянок и посмотрел на подошву.
– Мой размер.
– Куртку, брюки, ножик для грибов…
– Ножик тоже моего размера?
– Раскладывается или нет. Одежда ношеная, после химчистки. Ярлыки и штампы прокатного пункта на месте. Квитанции в кармане сумки, оформлены на прокатный пункт возле гостиницы «Турист». Компас Андрианова наручный, полевая сумка через плечо внутри прорезиненная, в ней фонарик, спички, соль, галеты, шоколад, фляга, малая аптечка, перевязочный пакет, нож-трансформер туристский…
– А это зачем?
– А это в Союзе положено туристу брать в лес, вдруг заблудится. Как аптечка для автолюбителя.
– Как попаданец, я могу этого не знать.
– Это тебе объяснят в прокате. Кроме того, ты сообщил в ГО по терминалу, когда идешь в лес. Если горожане идут в лес далеко от дома, они это обязаны делать.
– Жаль, что тебя там не будет, – задумчиво произнес Виктор, когда осмотр подошел к концу, – там сосны и такой воздух…
«Где-то я ее видел, – машинально подумал он, – красивое круглое лицо, ямочки, когда улыбается… Где-то видел в моей реальности. Или это еще одно дежавю?»
– Что ты говоришь?
– Я не говорю, я думаю. Я где-то тебя видел. Но никак не могу вспомнить.
– Если ты очень хочешь, я могу помочь вспомнить. Гипнозом.
– Часто приходится освежать память подопечным?
– Для этого нужно, чтобы человек сам хотел… Ты хочешь?
– Да. А то буду все время думать, где мы могли встречаться, и это отвлечет.
– Ладно. Садись на диван и попробуй расслабиться.
Это было похоже на сон.
Это было похоже на сон, точнее, на какой-то зыбкий промежуток между явью и сном, когда человеку еще слышен шум в комнате, но перед его глазами складываются картины, рожденные умственным взором, над которым уже потеряло контроль его сознание.
Это был телевизор, кажется, еще цветная «Юность» с тридцатисантиметровым экраном, близко, наверное, на кухне, и глаз четко различал строки развертки. Камера движется, на экране видно чье-то лежащее тело, затем крупно лицо… все в крови, со слипшимися от крови волосами, округлое лицо… он сразу его узнал, и его пронзил какой-то инстинктивный, неконтролируемый ужас, но он не мог ни шевельнуться, ни издать звука. Камера поворачивается, опять кровь на полу… похоже, это тела детей, одно, второе, третье… Что-то бормочет диктор, всплывают только отдельные слова… «на территории… района… семья военнослужащего…», еще за кадром чьи-то рыдания… все это начало проваливаться в какое-то клубящееся бурое облако.
– Голова… – выдавил Виктор, когда понял, что вновь вернулся в комнату, – голова какая-то дурная, ничего не разглядел… Не получается, больше не будем.
– Не надо… – каким-то отрешенным голосом произнесла Варя, – я все видела, точнее, совидела…
– Что?
– Я даже знаю где… Я могла выйти за одного военного, его направляли служить куда-то в Чечено-Ингушскую. Я поняла.
– Ладно… Это же может быть просто мое воображение, ну, видел тебя, вспомнил новости, вот наложилось…
– Нет. Это из памяти. Я точно знаю. Значит, в твоей реальности меня и всех троих…
– Ну, мало ли в моей реальности… – пожал плечами Виктор, подумав про себя: «Везет мне на альтернативные судьбы знакомых женщин».
– Мало ли… – сухо и все так же отрешенно повторила Варя. – Я вот одного не пойму: Дудаев – он же офицер, присягу давал… у нас уважаемый, известный человек…
Виктора вдруг торкнуло; ему показалось, что и он прочел ее мысли, ее решение.
– Вот только глупостей не надо, – поспешно заговорил он, ругая себя за опрометчивый эксперимент, – он же ничего здесь не совершил, понимаешь…
– Но он же, выходит, жил… все время живет с этим…
– Ну, мало ли кто с чем живет… Ты представляешь, сколько в Союзе, здесь сейчас ходит несостоявшихся бандитов, террористов, насильников, убийц-психопатов, наконец предателей, только потому, что здесь история пошла по-иному? И потом, разве дело в теле врага? Разве враг не убит в человеке… в этих тысячах людей тем, что им другая жизнь не позволила совершить злодейство? И вообще надо разобраться, кто виновник, кто на все это толкнул. Рейган, Клинтон, Пентагон, НАТО, госдеп, ЦРУ – разве не их рук дело?
– Ты прав… – ответила она после некоторой паузы, – все, я уже держу себя в руках. Тем более что завтра у тебя как раз встреча с агентом ЦРУ.
– Угу. Увидишь Галлахера – не трогай его, он мой. Буду разбираться с ним по-хроноагентски.