– Но я сомневаюсь, что Зверлинги захотят объединяться, выбирать представителя, дискутировать с Конгрессом и все такое, – продолжила Элзи. – Наша общность скорее духовная. Даже тетушка Минь говорит, что каждый находит собственный путь к Благодати.

– Благодать, – эхом повторил я. – Слово мне нравится.

– Мне тоже. Иногда я почти понимаю, что это такое, – когда бегу ночью по пустынному пляжу, так что ветер свистит в ушах и из-под лап разлетается песок. Тогда я чувствую… дзен?

Должно быть, Элзи заметила, как изменилось мое лицо, потому что шутливо пихнула в плечо.

– Что? Ты разве никогда такого не ощущал?

– Я над тобой не смеюсь.

– Ну да, только смотришь, как на психа. Сама знаю, как это звучит.

– Дело не в этом. Просто… Я превращался всего раз. Два, если считать тот случай в ванной.

– Да ты шутишь.

Я покачал головой.

– Ну, это легко исправить, – сказала Элзи. – Думаю, мы без проблем прошмыгнем мимо тех парней в тачке.

– Я не могу.

– Почему?

Я набрал полную грудь воздуха. Настало время каминг-аута.

– Из-за мамы. Она не знает, что я Зверлинг, и я обещал никуда не выходить ночью, не спросив ее разрешения.

– А если она не…

Элзи умолкла на полуслове и смерила меня долгим взглядом.

– Вы очень близки, да?

– С тех пор, как ушел отец, мы остались вдвоем.

– Что ж, у тебя хотя бы есть мама.

Я скопировал ее недавний жест и легко пихнул кулаком в плечо.

– А у тебя есть я.

Элзи порывисто обняла меня, но тут же отстранилась.

– Что же мы тогда будем делать?..

Я хотел ответить, но не успел.

– Погоди-ка! У меня есть идея, – и она потащила меня к постели. Мы с размаху упали на покрывало переплетенным клубком рук и ног, так что спинка кровати гулко врезалась в стену. Мы замерли, ожидая возгласа из маминой спальни, – но все было тихо.

Элзи прижала губы к моему уху.

– Упс, – снова выдохнула она.

На этот раз она раздевалась очень медленно.

Марина

Дописав пост, я присоединилась к mamá, которая смотрела телевизор в гостиной.

Легок на помине! Похоже, Хаусхолдер завербовал под свои знамена и религиозный канал. Он оказался высоким грузным мужчиной пятидесяти с чем-то лет. Пожалуй, старшее поколение сочло бы его привлекательным, но я видела только отвратительного старого фанатика, который дорвался до чересчур большой власти.

– Мы живем в прекрасном мире, – вещал Хаусхолдер с экрана, – в самой прекрасной стране. Но сейчас Соединенные Штаты охватила чума, которая угрожает всему, что нам дорого. Пока вирус затаился во мраке, но готовится напасть, как змей в Саду. Дьявол отравляет невинность наших детей и превращает их в монстров, которые только и ждут возможности перегрызть глотки родителям. Наш священный долг – изгнать этого змея из Божьего сада…

– Mamá, – перебила я его разглагольствования, – ты же в это не веришь, правда?

– Я уже не знаю, что думать, mija [9] . Этот человек отмечен Богом. Хотя мне и сложно поверить, что в тех бедных ребятишек вселился дьявол.

– Сомневаюсь, что Бог или дьявол имеют к этому отношение. Зверлинги не выбирали такую судьбу. Нельзя осуждать их за то, в чем они не виноваты. Никто не знает, почему превратились именно эти ребята – по крайней мере, пока, – но я уверена, что это не проклятие. И уж точно не болезнь.

– Ничто не совершается без воли Господа, – вздохнула mamá. – Думаю, он взял Лору на небеса, но конгрессмен Хаусхолдер тоже в чем-то прав. Только дьявол мог превратить бедную девочку в крысу и потом подстроить такое ужасное убийство. Мне страшно за тебя и Ампору. Ты не забываешь молиться?

Мы с mamá не сходились в религиозных взглядах, но все же были очень близки. В отличие от нас с Ампорой.

Развод родителей в буквальном смысле расколол семью. Ампора осталась с papá и с тех пор не желала со мной разговаривать – хотя я носила отцовскую фамилию и мы ходили в одну школу. Она безумно гордилась нашими мексиканскими корнями – и я, в общем-то, тоже, хотя ничего о них толком не знала. После развода mamá словно задернула свое прошлое темной шторой.

– Мы американцы, а не мексиканцы, – не уставала подчеркивать она. Теперь mamá всеми силами старалась перенять культуру гринго, чтобы соответствовать моему новому отчиму – хотя это ничуть не умерило ее религиозный пыл.

До развода родителей мы жили в испанском квартале. Я тогда была совсем крохой и помнила только, что порой там становилось по-настоящему страшно. А вот Ампора чувствовала себя там, как рыба в воде. Насколько я знаю, ей удалось избежать связей с криминальным миром, зато она сутками слушала гангста-рэп и одевалась, как подружка какого-нибудь бандита. Еще она считала, что серфинг – развлечение для тупых мужланов; нетрудно вообразить, что она думала обо мне. Зная категоричность сестры, я не питала особых иллюзий по поводу ее отношения к Зверлингам. Здесь они наверняка сходились с Хаусхолдером, хоть и по разным причинам.

– Конечно, mamá, – ответила я, чтобы ее успокоить. – Но я все равно думаю, что к случившемуся с Лорой не причастны ни Бог, ни дьявол. Просто она оказалась не в то время и не в том месте. Это не ее вина.

– Как знать, mija, как знать. Надеюсь, ты молишься за ее душу.

– Разумеется. Но то, за что ратует конгрессмен Хаусхолдер, – чистой воды расизм. Если мы станем относиться к Зверлингам как к людям второго сорта, чем мы будем лучше испанцев, которые убивали и загоняли индейцев в резервации?

– Но они правда могут быть опасны, – покачала головой mamá. – А конгрессмен Хаусхолдер – человек от Бога.

– Он фанатик, – твердо сказала я. – Карантин запрет нас всех в Санта-Фелисе. Представь, ты больше не увидишь бабушку с дедушкой или тетю Розу.

– Я об этом не подумала…

– Пожалуйста, позвони нашему представителю в Конгрессе и скажи, что мы не согласны с законопроектом Хаусхолдера. С этой ересью надо бороться.

Между бровями mamá пролегла глубокая складка. Похоже, она тоже была не в восторге от идеи карантина.

– Сегодня я попрошу Господа направить меня, – сказала она наконец. – Не преуменьшай Его мудрость, милая. И не забывай молиться за своих сводных сестренок, чтобы их тоже не постигла эта страшная болезнь.

У меня на лице не дрогнул ни один мускул. Конечно, mamá не знала, что я Зверлинг, и все же ее слова причинили мне немалую боль.

– Разумеется, – сказала я. – И за тебя я буду молиться тоже. Надеюсь, Господь напомнит тебе, что осуждать невинных – грех. Пожалуйста, позвони конгрессмену Коэну. И попроси о том же papá.