Я приблизилась. Сказала неуверенно:
– Привет, я Гаянэ. Друзья называют меня Гайка.
– Здравствуй, – тепло улыбнулась мне мама Антона, – спасибо тебе.
– Да, мы хотели бы отблагодарить тебя, – кивнул Родионов и достал кошелек.
– Не надо! – испугалась я. – Я просто так зашла. Ведь Антон хотел…
– Да, – заговорил мальчик неожиданно спокойным голосом, – я просил, чтобы ты зашла. Ведь ты нашла Чичика?
– Так зовут канарейку?
Антон кивнул.
– Да, я его нашла. У него на ноге была записка, то есть печатка в виде попугая.
– Я просил Чичика отнести записку людям, чтобы меня поскорее нашли.
– Он так и поступил.
– Эти злые тети…
Мы с родителями Антона переглянулись. Мама Антона прижала сына к себе.
– Не надо вспоминать, Тоша, – попросила она, – доктор и так сказал, что после такого количества выпитого снотворного тебе будет трудно заснуть ночью.
– Эти злые тети, – продолжил упрямо Антон, – хотели убить Чичика, а я его выпустил.
– Чичик привел меня к тебе, – успокоила я его. И вдруг вспомнила часть записки: «Это злые те…» «Это злые тети» – вот что там было написано!
– Да, привел. Но если бы ты опоздала, Чичик бы меня не нашел. Они хотели увезти меня далеко по реке и прятать, пока у папы не закончится суд.
– Тоша, Гаянэ пора уходить, – твердо сказал Родионов.
– Подожди, – попросил меня Антон. – Я хотел спросить, а где Чичик?
– Не знаю, – честно ответила я. – Он привел меня к домику у реки, а потом улетел.
– Жалко, – расстроился Антон, – я думал, он у тебя.
– Все, Гаянэ, тебе пора, – распорядился Родионов. – Ты уверена, что тебе не нужна наша благодарность?
Он снова взялся за кошелек.
– Уверена, – твердо ответила я. – Вы лучше купите Антону новую канарейку.
Антон обрадовался.
– Нет, нет! – поспешно заявила его мама. – Это ни к чему! Она будет напоминать Тоше о произошедшем!
– Но… – начала я.
– Гаянэ, всего хорошего! – сказал Родионов.
У него был властный голос, как у человека, привыкшего приказывать. Как там сказал продюсер? Родионов – большая шишка? Раньше я послушалась бы и ушла. Потому что всегда считала: если взрослые ошибаются, я не имею права спорить. Но сегодня мы совершили нечто очень важное. И еще сегодня передо мной извинился папа, а это многого стоит.
– Вы ошибаетесь, – уверенно сказала я и подошла к столу.
Там лежала бумага для принтера. Я взяла листочек, вытянула из пластмассового стакана карандаш.
– Мы скоро уедем, – успокаивающе сказала Антону мама.
– А как же ваш суд? – спросила я, оторвавшись от рисунка.
– Суд окончен, – мрачно сказал Родионов. – Конечно, глупостью было пытаться отсудить дворец у государства. Меня сбили с толку адвокаты, раскопавшие завещание Юсупова, в котором говорилось, что дворец он наследникам оставляет. Но завещание было аннулировано, адвокаты музея это документально подтвердили. Так что я заявление еще утром забрал, не стал ждать окончания суда. А их заявление завтра аннулируется.
Вскоре я вручила Антону рисунок.
– Чичик! – узнал мальчик. – Как настоящий! Спасибо, Гайка.
И добавил:
– Теперь мне не будет трудно заснуть ночью.
Мы вернулись в номер около двух часов ночи. Единственное, на что у меня хватило сил, – это снять джемпер и повесить его на спинку стула. Мой бурый спаситель был еще сыроват.
Всю ночь я крепко спала под мерные звуки дождя. Утром, приняв душ, я вернулась к себе и принялась собирать чайные пакетики и обертки от конфет, оставшиеся после вчерашнего чаепития с друзьями.
Я старалась не думать о том, что произошло накануне. Столько всего случилось, что надо вспомнить все спокойно и разложить в голове по полочкам. В машине, на обратном пути в Москву, у меня будет достаточно времени.
Собрав мусор, я заварила себе зеленый чай и влезла с кружкой на подоконник. Жаль, что мы уезжаем. Я так и не успела зарисовать лесок у церкви, похожий на ежика с поднятой к небу мордочкой. А как здорово выглядело поле, омытое дождем…
– Проснулась?
В комнату заглянул папа. Ни шейного платка, ни шарфа. Я вспомнила о его командировке. Наверное, выбрали Травинского или кого-то еще, раз папа не старается приодеться к завтраку. Меня охватило сочувствие к папе.
Но папа не походил на человека, нуждающегося в сочувствии. Он улыбнулся и швырнул о стену мячик с Пуккой.
– Одевайся скорее. Друзья ждут тебя за завтраком.
– Я могу позавтракать с ними? Мне не придется изображать счастливую семью, сидя с тобой и мамой? – не поверила я.
– Зачем изображать то, что и так очевидно? – со значением сказал папа.
– Вот так подарок перед отъездом! – обрадовалась я.
– Ты еще не знаешь, какой тебя ждет подарок… – засмеялась мама из холла.
Она причесывала волосы перед зеркалом.
– Можно я сам скажу? – спросил папа. И продолжил: – Гайка! Ты можешь уехать из Звенигорода сама.
– Как – сама?
– На автобусе. Мы купим тебе билет. А сами уедем сейчас. Ты можешь еще побродить по городу, зайти в кафе «Весна» перекусить. Потом сядешь на автобус до Москвы. Если, конечно, хочешь.
Я разбежалась и повисла у папы на шее.
– Отличная замена шейным платкам, – одобрил папа и обнял меня.
– Как вы только решились? – прошептала я.
– Мы доверяем тебе, – серьезно сказала мама, отвернувшись от зеркала и отложив щетку. – Ты ведь совсем взрослая.
* * *
Завтракали мы втроем, как две недели назад, когда только еще пытались подружиться. Но теперь мы так изменились!
– Я съем круассан, ханиз, в вашу честь, – объявила Вероника.
– Представляешь, Ботаник, этот круассан? – засмеялась я. – Он больше спичечной головки, Ника?
– А что ты надела перед отъездом? – парировала Ника. – Праздничную серую кофту с капюшоном!
– Между прочим, – заявил Ботаник, – серый цвет еще с древности считается…
– Серым цветом! – хором перебили мы его с Вероникой и расхохотались.
– Анекдот хотите? – спросила я. – Про гостиницу… Приезжают муж с женой в отель, заселяются. Жена обнаруживает в ванной мышь и говорит мужу: «Позвони на ресепшен, скажи, чтобы они что-нибудь сделали!» Он звонит и говорит: «Хеллоу! Ду ю ноу «Том и Джерри»?» Дежурный отвечает: «Йес». И мужчина сообщает: «Джерри из хиа!» [24]