– Уходите сейчас же, – бросила она. – Они приближаются.
– Дайте мне только одеться и…
– Они уже на кладбище. Я вижу их фонари.
Оставив все раскиданным по полу, Итан доковылял до железной двери. Увидел во тьме четыре пятнышка света, виляющие среди надгробий. Вроде бы в нескольких сотнях футов, хотя в такую погоду оценить расстояние – задача не из легких.
Телефоны смолкли.
– Вам нужно найти реку на юго-западной окраине, – прошептала Беверли Итану на ухо. – Мы с Биллом собирались уходить этим путем. Это единственное направление, которое я не подвергла тщательному исследованию. Билл немного прошел в ту сторону и считал, что путь выглядит многообещающе.
– Где встретимся?
– Просто доберитесь до реки и идите против течения. Я вас найду.
Натянув на голову капюшон пончо, Беверли покинула мавзолей и бегом скрылась в ночи; звук ее шагов становился все тише и вскоре затерялся в шелесте непрестанного дождя.
Итан помешкал на пороге, переключая внимание то на приближающиеся огни, то на непроглядную темень склепа, прикидывая, есть ли у него в запасе две минуты на одевание и сбор припасов, или пора просто уходить.
Лучи света приближались, все четыре двигались примерно в направлении мавзолея, и уже начали доноситься голоса.
Решай же, черт возьми!
Он все мешкал, теряя драгоценные секунды.
Если они доберутся до тебя, пока ты в склепе, ты покойник. Тут нет выхода, а они доберутся сюда быстрее, чем ты успеешь одеться.
Он побежал.
Одетый лишь в больничную сорочку, без ботинок, шелестя босыми стопами по траве и чавкая по холодной грязи.
Под хлещущим дождем.
Больной.
Терзаемый холодом.
Задняя поверхность левого бедра криком кричала с каждым сокращением мышцы.
Отключив все это от сознания – страх, боль и холод, – он рванул среди сосен, виляя среди надгробий.
Четыре пятнышка света позади него вроде бы не заметили его ухода, продолжая сближаться по траекториям, сходящимся на мавзолее.
В почти полной темноте дезориентация просто ошеломляла. Итан даже не догадывался, куда направляется – на север или на юг, к городу или прочь, но продолжал бежать, пока не достиг каменной стены, образующей ветхую границу кладбища.
Вскарабкавшись, сел, упершись ладонями в колени, улучив минутку, чтобы перевести дыхание и поглядеть туда, откуда прибежал.
Еще огни.
Как минимум полдюжины вдобавок к первоначальным четырем, и с каждой секундой позади них появляются все новые – настоящая армия светлячков, выныривающих из тьмы и дружно устремляющихся к нему, и темп их подпрыгивания внушил Итану страх, что они бегут.
Он выронил микрочип на каменную стену. Потом перекинул ноги на другую сторону и спрыгнул, скривившись от пронзительной боли в левом бедре. Но, игнорируя ее, устремился на поле скошенной травы.
С противоположной стороны поблескивал игровой комплекс детской площадки, и капли дождя вспыхивали в свете уличного фонаря над ней.
А дальше, в рощице темных сосен – еще огни, еще голоса.
Кто-то на кладбище крикнул, и хотя Итан не понял, в его ли адрес, крик этот подстегнул его.
Приближаясь к качелям и горке, он сообразил, где находится, и журчание бегущей воды, перекрывающее шелест дождя и грохот сердца Итана, подтвердило это.
Слева, невидимый в темноте, находится травянистый берег, где он впервые очнулся в Заплутавших Соснах пять дней назад.
И река.
Он уже было внес курсовую поправку, чтобы направиться туда, но тут в том месте, где, по его прикидкам, находился берег, вспыхнул огонек.
Итан метнулся мимо горки, продрался сквозь кустарник зеленой изгороди, окативший его дождевой водой и едва не содравший с плеч тонкую больничную сорочку, и ступил на улицу.
Сорочка свисала с шеи клочьями, как располосованный плащ.
Итан сорвал ее, отчаянно нуждаясь в кислороде – не хватило бы и доброй минуты глубоких вдохов, но времени останавливаться, чтобы наполнить легкие, попросту не было.
Огни с кладбища, реки и сосен в северном конце парка сошлись на этом открытом поле в светящийся рой, двинувшийся к нему, словно единое существо, в сопровождении гомона голосов, упоенных головокружительным ликованием погони.
В крови Итана забурлила свежая доза адреналина.
Колотя пятками грязных ног по мокрой мостовой, он нагим припустил посреди улицы с лицом, залитым дождем.
И осознал, что его цель сместилась.
Надо забыть о реке и найти какое-нибудь укрытие, чтобы пересидеть это безумие. Неизвестно, сколько человек его преследуют, сколько уже видят его, но если и дальше бегать по городу голышом, пиши пропало.
– Вон там! – раздался басовитый крик.
Оглянувшись, Итан заметил три тени, выскочившие из большого викторианского дома – бежавший впереди мужчина скатился по ступеням, пронесся через передний двор и перемахнул белый штакетник забора с изрядной грацией, пока его спутники толклись у калитки, возясь со щеколдой.
Барьерист, одетый во все черное, приземлился на тротуар, не сбавляя шага, и только наддал ходу. Держа в руке мачете, чей мокрый клинок сверкал в свете его налобного фонаря, он бежал во весь дух, тяжело дыша, и голос в голове Итана бесстрастно проговорил с гробовой невозмутимостью сенатора, беспардонно затягивающего время принятия закона чтением телефонного справочника в три часа ночи:
Этот человек, в пятидесяти ярдах позади, вооружен и настигнет тебя.
И что же ты намерен предпринять?
Это чердачное окно – самое высокое в доме.
Каплевидное, под свесом крыши, защищающим стекло от дождя.
Уже поздно, темно, и шелест дождя по жестяной кровле над головой в любую другую ночь казался бы умиротворяющим.
Покойным.
Навевающим сон.
Ее телефон не зазвонил вместе с другими, и за это она чувствовала благодарность.
Она молилась, чтобы от нее не ждали участия в этом, и это подтверждение – иллюзорное утешение посреди этого кошмара.
С высоты своего наблюдательного пункта на третьем этаже она видит фонари, вспыхивающие по всей долине, будто огни большого города, пробуждающегося к жизни. Сотни. Самые далекие – не более чем искорки света под проливным дождем. Другие достаточно близки, чтобы виднелись отдельные конусы света, пробивающиеся сквозь туман, начинающий скапливаться в переулках и низинах.
И когда он появляется перед взором, сердце у нее замирает.