А ночью, закончив смену в пабе, шла домой, оставляла чип в своей постели, где должна была находиться, и направлялась прочь. Каждую ночь в новом направлении. И все время попадала в тупики. На севере, востоке и западе эти отвесные скальные стены, и я могла вскарабкаться на них футов на сто или около того, но карнизы неизменно становились все у́же, и в конце концов мне уже не за что было уцепиться, или я доходила до места, карабкаться выше которого у меня кишка была тонка. У подножия этих скал мне встретился отнюдь не один скелет – старые, сломанные кости. Человеческие. Люди, пытавшиеся совершить восхождение и упавшие.
Во время четвертой вылазки я направилась на юг по главной дороге – той самой, по которой приехала в Заплутавшие Сосны. Выяснила то же, что и вы, – она просто сворачивает обратно в город, бесконечной петлей замыкаясь на себя. Но я продолжила движение на юг через лес. Прошла с полмили, пока в конце концов не наткнулась на ограду.
– Ограду?
Пульсация в ноге Итана стала несносной, хуже боли от разреза, сделанного Беверли. Он ослабил скотч.
– Двадцать футов высотой, идущую через лес в обе стороны, сколько хватает глаз. По верху идет колючая проволока, гудящая, как будто под током. И один и тот же знак, прикрепленный к ограде через каждые пятьдесят футов. Он гласит: «Возвращайтесь в Заплутавшие Сосны. Дальше вам угрожает смерть».
Итан снова замотал ногу.
Пульсация утихла, а боль, хоть еще и не прошла, но притупилась.
– Вы нашли проход?
– Нет. Близился рассвет, и я подумала, что лучше вернуться в город. Но когда повернулась, чтобы уйти, передо мной стоял человек. Я перепугалась до смерти, пока не поняла, кто это.
– Парень, сказавший вам о чипе?
– Именно. Сказал, что следовал за мной. Каждую ночь, когда я совершала вылазку.
– И кто же это был? – поинтересовался Итан, и хотя в полумраке судить было трудно, ему показалось, что на лицо Беверли набежала тень.
– Билл.
Тело Итана прошило покалывание, будто слабый электрический ток.
– Как фамилия Билла? – спросил он.
– Эванс.
– Господи!
– Что?
– Эванс и был покойником в доме. В том, куда вы меня направили.
– Верно. Я хотела, чтобы вы с ходу поняли, насколько опасно это место.
– Сообщение получено. Эванс был одним из агентов Секретной службы, искать которых меня отправили в Заплутавшие Сосны.
– Я не знала, что Билл из Секретной службы. Он не говорил мне ничего о том, что мы называли «нашими прежними жизнями».
– Как он погиб?
Беверли подняла фонарик с пола – яркость свечения лампочки начала снижаться.
Выключила его.
Непроглядная тьма.
Шелест дождя, и больше ничего.
– Это произошло в ночь, когда мы пытались бежать. По-прежнему не понимаю, как они узнали, потому что мы оставили свои микрочипы в постелях, как множество раз до этого. Мы с Биллом встретились в назначенном месте с припасами и снаряжением… но у нас не было ни шанса.
Итан расслышал горечь, надломившую ей голос.
– Нам пришлось разойтись, – поведала она. – Я добралась до своего дома, но его они настигли. И порвали на куски.
– Кто порвал его на куски?
– Все.
– Кто это «все»?
– Весь город, Итан. Я из своего дома слышала… его крики, но поделать ничего не могла. И наконец поняла. Поняла, что удерживает всех здесь.
Долгое-долгое время никто из них не проронил ни слова.
Наконец Итан проговорил:
– Я так и не добрался до ограды, но забрел на какое-то расстояние в лес за этим разворотом на дороге к югу от города. Только вчера ночью. Готов поклясться, я что-то слышал.
– Что?
– Вопль. Или клич. Может, нечто среднее. И самое дикое, что впечатление было такое, будто я его уже слышал прежде. Во сне. Или в другой жизни. Он наполнил меня ужасом на самом первобытном уровне, словно волчий вой. Что-то гнездящееся очень глубоко. Моей единственной реакцией было бежать. И вот теперь, услышав то, что вы говорите об этой ограде под током, я начинаю гадать, зачем она там? Чтобы не выпускать нас? Или не впускать кого-то оттуда?
Поначалу Итан думал, что звук возник у него в голове – какое-нибудь побочное действие наркотика, которым накачала его медсестра Пэм, или последствия травмы от побоев Поупа и всего, что пришлось перенести после.
Но шум быстро нарастал.
Какой-то звон.
Нет.
Множество звонков.
Сотни и сотни.
– Что это? – спросил Итан, не без труда поднимаясь на ноги.
Беверли уже сражалась с дверью, открывая ее под скрежет петель, а затем в склеп ворвалась волна холодного воздуха, и шум внезапно стал громче.
Итан понял, что это.
Голоса пяти сотен дисковых телефонов, сработавших одновременно, наполняя долину заливистым, зловещим звоном.
– О боже! – выдохнула Беверли.
– Что происходит?
– Вот так и началось в ту ночь, когда погиб Билл.
– Не понимаю.
– В эту секунду звонит каждый телефон в каждом доме Заплутавших Сосен. Людям приказывают найти и убить вас.
Итан собрался с духом, чтобы принять обрушившуюся информацию, но лишь смутно осознавал, что должен обосраться с перепугу, понимал это умом, но страха не чувствовал; его рассудок уже отгородился, соскальзывая в адреналиновое онемение режима выживания, испытанного несколько раз в жизни, когда невезение заставило его заглянуть смерти в глаза. Для посторонних, тщетных мыслей или эмоций попросту нет места. Вся энергия собрана и направлена на усиление единственной вещи, способной сохранить ему жизнь, – сенсорного восприятия.
– Выброшу чип и спрячусь здесь, – сказал он. – Пережду.
– В Заплутавших Соснах живет чуточку больше пятисот человек, и все они до единого будут вас искать. По-моему, рано или поздно один из них войдет в эту дверь, и когда это произойдет, вам лучше быть отсюда подальше.
Выхватив фонарик у нее из рук, Итан включил его и захромал к дорожной сумке.
– Что здесь? – спросил, опускаясь рядом с ней на корточки.
– Одежда для вас. Обувь. Размер пришлось прикидывать на глазок.
– Оружие?
– Увы. Не смогла нарыть.
Итан принялся вытаскивать вещи – черная футболка с длинными рукавами, черные джинсы, черные туфли, две дюжины бутылок воды…
– Выключите свет! – зашипела на него Беверли.
Итан повиновался.