Раньери смотрел на нее, будто не веря своим глазам. Под его взглядом Вика вдруг почувствовала себя нехорошо. Что-то шло не так, хотя она еще не понимала, что именно.
Он поднялся, отошел к окну, хромая. Обеими руками оперся на трость.
Несколько минут прошли в молчании. Вика уже не пыталась понять, что происходит, а просто ждала, стараясь не поддаваться чувству нарастающей обреченности.
– Обезьяна тут одна, – холодно проговорил Раньери, по-прежнему стоя к ней спиной. – Это ты. Только обезьяна могла бы доверить кольцо моему сыну и ждать, что он станет помогать тебе.
Он обернулся и пошел к двери.
– Ты просто дура. Надо же мне было так ошибиться!
– Вашему…
Губы перестали слушаться.
– …сыну?!
Раньери снова скривил рот в знакомой – знакомой! – усмешке. Он стоял против света, и теперь бросалось в глаза – да что там бросалось, во весь голос кричало о себе сходство, которого она так упорно не желала замечать.
Вику как будто толкнули в затылок. Все встало на свои места.
– Бенито ваш сын… – прошептала она. – О господи.
Все крошечные детали сошлись вместе. Его рассказы об отце и братьях. Его страстное желание доказать, что он лучше. Его удивительная осведомленность во всем, что касалось Папы.
Где-то это было даже смешно. Определенно, Вика начала улавливать иронию в том, что Бенито раз за разом называл главаря бандитов Папой, а она ни о чем не догадывалась. Конечно, он ему Папа! То есть папа. Родной отец!
Ха-ха-ха! Это же прекрасно – так легко и красиво одурачить ее! Бенито должен был держать ее взаперти, пока она не сказала бы, где прячет перстень. Вскоре ему стало очевидно, что благодарность за спасение и доверчивость у Вики вовсе не идут рука об руку, как он рассчитывал. Она не собиралась делиться с ним своей тайной. А когда он спросил ее прямо, испугалась и замкнулась в себе.
Тогда-то Бенито и осознал, что вопросами ничего не добьется. Нужно было создать ситуацию, в которой она сама выдала бы ему, где перстень.
И это удалось.
Черная овца в стаде, он страстно желал опередить отца. Получить перстень! Доказать всем, что он чего-то стоит.
Просчитал ли он все наперед, увидев Вику в лапах Рябого и Сонного, помощников его отца? Или сперва действовал из искренней благодарности, а после сообразил, какую огромную выгоду может извлечь?
Вика перебирала все события с момента их встречи, и каждое, каждое виделось теперь в другом свете.
– Фотографии!
Там, в палаццо, она сказала, что попробует добраться до вокзала и уехать. Но Бенито не мог ее отпустить. Он быстро соображал, юноша, обиженный на весь мир, – этого у него не отнять!
Щелчок, который слышала Вика, был звуком фотокамеры в телефоне. Бенито сделал снимок и распечатал его на дешевой бумаге, чтобы это выглядело как объявление. И, конечно, он не был ни на каком вокзале! Все его время ушло на то, чтобы смастерить фальшивку.
И с помощью этой фальшивки он добился желаемого результата. Вика уверовала в то, что ее ищет весь город.
Она осталась с ним.
Он соврал, что продал телефон, чтобы она не позвонила мужу. Он старательно обрезал по одной все ниточки, которые могли вызволить ее из ямы.
И из подвала Бенито перетащил их с Алес на колокольню лишь по одной причине: оттуда он мог сбежать! Вика застонала при мысли о том, какой доверчивой дурой была. То, что она приняла за заботу, было холодным расчетом.
«Вдруг тебя схватят, Виктория? Скажи мне, где перстень, чтобы я мог тебе помочь!»
Следующая мысль была так чудовищна, что Вика не в силах была ее осознать. Просто закрыла глаза и заставила себя создать в голове белый шум. Она ни о чем больше не станет думать… ни о чем… не станет…
Но то, что она отказывалась признать, произнес вслух Раньери.
– Это Бенито сдал тебя, – негромко сказал он. – Слышишь меня, девочка? Бенито! Сам побоялся прийти ко мне. Нашел старого дружка, который передал нам, где ты прячешься.
– Я не хочу, – прошептала Вика, раскачиваясь из стороны в сторону. – Замолчите!
Он криво усмехнулся:
– Я-то думал, Бенито таким образом заглаживает вину передо мной. Исправляет ошибку. Решил, что ублюдок раскаивается! Если тебя это утешит, меня он тоже одурачил.
Вика Маткевич опустила голову и заплакала. Она плакала не потому, что у нее не осталось шансов на спасение, а из-за того, как глупо все вышло. Единственный человек, которому она доверилась, оказался тем, кто привел ее к смерти.
Раньери постоял, глядя на рыдающую женщину уже без всякого сочувствия. У нее больше не было ресурса, который мог бы его заинтересовать.
Он заткнул ей кляпом рот, брезгливо вытер руки о покрывало и вышел.
Пустая порода, отработанная.
1
Вопреки высказанному намерению, Илюшин не пошел в кофейню, расставшись с Доменико Раньери. А сначала недолго поговорил с кем-то по телефону, отойдя в сторону, а затем купил в какой-то жуткой арабской забегаловке пиццу, кофе в бумажных стаканчиках и уселся на ступеньках, ведущих с набережной в канал.
Бабкина, не склонного к излишней романтизации окружающей среды, эти ступеньки прямо-таки завораживали. Они были повсюду. Как будто кроме видимого существовал еще и незримый подводный город, и среди венецианцев было обычным делом выйти из дома и сойти по ступенькам в воду. Сергей представил человека, спускающегося все ниже, ниже, ниже, пока тот целиком не исчезал в глубине. А через пару часов, погостив в зеркальной Венеции, человек поднимается обратно и, конечно, выходит на набережную совершенно сухим.
«Машку надо сюда привезти, – подумал Сергей. – Вот кто будет в восторге!»
И тут до него дошло, что он и сам в восторге. Нелепый этот город, ободранный, как дворовая кошка, и при том напыщенный, успел чем-то пленить его.
– Дай хоть пиццу попробовать, – проворчал Бабкин. – Леонардо, угощайся.
Переводчик, с плохо скрытым отвращением взглянув на обильно политую кетчупом лепешку, сказал, что сегодня уже завтракал.
Однако пицца оказалась на удивление хороша. Да и кофе был неплох. Бабкин проворчал больше для порядка:
– Надо было в кофейню к Раньери заглянуть все-таки. Мало ли…
– Что ты там надеешься увидеть?
– Не знаю. Увижу – тогда скажу.
Илюшин смял стаканчик из-под кофе.
– Леонардо, вы можете выяснить, во сколько Раньери пришел вчера в полицию?
Переводчик с сожалением покачал головой:
– Вряд ли. Но надо обратиться к Рафаэлю. Вдруг получится!