— Алла — дура, — первым заговорил Игорь, и шепотом. — Пыжится, пыжится… бизнес-леди… Только всем понятно, что бизнес ее не загнулся единственно потому, что Кирилл с ней возится.
Алиция Виссарионовна молча поднялась, и Ольга поспешила вскочить:
— Мама, я тебя провожу…
Ее удостоили милостивого кивка. А знают ли они, что Алиция Виссарионовна умирает? Должны… Кирилл ведь не упоминал, что это — тайна… а если не тайна, тогда…
— Прогуляемся? — предложил Игорь. — Я тебе сад покажу. Он действительно красивый…
Жанна прикинула, что заняться ей особо нечем, не в комнате же прятаться в самом-то деле… а больше здесь поговорить, похоже, не с кем.
И вообще, раз уж она попала в этот серпентарий, то следует выяснить, чем местные змеи живут.
— С удовольствием, — ответила она. — Если, конечно, у тебя нет других планов и…
— Нет. Ты же слышала. Я неудачник в глубоком личном кризисе… Какие у меня могут быть планы?
Сад поражал.
Раньше Жанна видела такие сады исключительно на фотографиях, да и то казались они ей нарисованными. И сейчас, медленно идя по дорожке, посыпанной мелким желтым песочком, Жанна не могла отрешиться от ощущения, что все вокруг ненастоящее.
Лужайка вот.
И кусты эти, стриженные аккуратно… вазы… цветы…
— Меня все это удручает, — признался Игорь, до того молчавший. — Все такое…
— Слишком аккуратное?
— Да. Именно. Аккуратное. Правильное. Выверенное. Сад — это отражение того, что происходит в доме. — Он оглянулся на дом, громадина которого виднелась в отдалении, и скинул ботинки. — Только там в роли садовника выступает дорогая бабушка…
Он прошелся по газону, и Жанна испытала преогромное желание присоединиться.
— Правила, правила и снова правила… ты пока не понимаешь…
— Уже чувствую.
— Чувствуешь, но еще не понимаешь. Чтобы осознать все, здесь надо прожить годик-другой. Подъем по расписанию… завтрак, обед и ужин… семейные вечера… ей кажется, что это семью сплачивает. А на самом деле все эти посиделки ненавидят. Аллочка будет хвастаться, мой братец — молчать… Кирилл отчитываться, он на самом деле привык уже, наверное, и сам не замечает… Бред, правда?
— Правда, — согласилась Жанна и спросила: — Почему ты не уедешь?
Игорь пожал плечами:
— Наверное, потому, что тоже привык. Да и… куда мне?
— Некуда?
— Да нет… не в этом дело, технически есть куда. У меня от родителей квартира осталась, и дача… но вот… я не уверен, что смогу жить сам.
Этого Жанна не понимала.
— Как тебе объяснить… Алла права в том, что я — абсолютно бесхребетная тварь…
— Не говори так.
Он улыбнулся:
— Нет, Жанночка, это правда, а правда обидеть не может. Во всяком случае, так считает наша дорогая бабуля… но мы обо мне… меня всю жизнь опекали… сначала мама… она характером пошла в бабку, только… не знаю, как выразить. Строже? Отнюдь нет. Скорее уж строгость эта была однобокой…
…Игорь маму очень любил и знал, что мама любит его. Именно из любви к нему она много работает, а ему нельзя отвлекать ее от работы.
Капризничать.
Устраивать скандалы. Требовать недозволительного. Правда, он сам толком не знал, что именно является недозволительным, но на всякий случай не требовал вовсе ничего. С просьбами, если таковые случались, Игорек предпочитал обращаться к отцу. Тот слушал внимательно, кивал, трогал тонкими музыкальными пальцами переносицу, а потом говорил:
— Хорошо… но я не уверен, что мама одобрит…
…И это были страшные слова, потому как само сердце Игорька замирало в ужасе, а ну как и вправду не одобрит?
Но мама молчала. Она была слишком занята, чтобы заметить новый самокат, купленный отцом… или велосипед… или набор оловянных солдатиков… И это ее равнодушие странным образом лишало Игорька радости.
Мама очнулась лишь тогда, когда на велосипеде Игорек въехал в кусты и расцарапал себе лицо.
— Ты меня огорчаешь, — сказала она холодно. — Я же предупреждала, что такие игрушки опасны. А если бы ты глаза повредил?
Игорьку стало стыдно.
— Я больше не буду, — ответил он, нисколько не сомневаясь в искренности своего обещания. Мама же кивнула, словно не ожидала иного.
— Что ж, мне и вправду следует тобой заняться. Развивать творческий потенциал пора…
— Может, не стоит? — тихо произнес отец. — Мальчик не выказывает интереса…
— Стоит, — отрезала мама. — Интерес появится в процессе.
К развитию творческого потенциала сына она отнеслась серьезно. И с понедельника для Игорька началась совершенно новая жизнь.
Подъем в шесть утра.
Холодный душ.
Пробежка.
Завтрак, исключительно полезная нежирная пища…
…Уроки рисования.
…Лепка.
…Музыка.
Мама преподавала сама. Как-никак она не просто мать, но и известный востребованный живописец, у нее награды имеются, и галереи покупают картины, и вообще она от рождения обладает обостренным чувством прекрасного и нестандартностью мышления.
Разве не справится с такой ерундой, как воспитание сына?
Справится.
Конечно, ребенок неусидчив и не понимает, что одного таланта недостаточно, тем более что талант его, новорожденный, слабоват, но труд и упорство дадут результат.
Со временем.
Школа? И школа — это важно… поэтому расписание просто немного перестраивается. Игорек занят постоянно? Так это хорошо, замечательно даже, поскольку у него не останется времени на всякие глупости…
Игорек слушал.
Соглашался.
Он не мог сказать, что ненавидит этот навязанный мамой ритм жизни, в котором она сама чувствовала себя вполне уютно. Игорек привык.
Он послушно рисовал, лепил и радовал мать успехами, которые, впрочем, были не столь велики, как ей бы хотелось, но… трудиться надо больше. Она и сама следовала своему девизу, порой пропадая в мастерской сутками, и тогда Игорьку приходилось проявлять самостоятельность. Он и проявлял, лишь однажды отступив от установленных матушкой правил.
Девятый класс.
И первая влюбленность, которая оглушает, выбивает из колеи. Дева сердца, кажущаяся столь прекрасной, что у Игорька впервые не хватает ни слов, ни красок для ее портрета. Все его потуги кажутся жалкими копиями, не способными отразить истинную суть избранницы.
Она хрупка, как летний колокольчик.
И портрет ее, впервые переступив через матушкины правила, он пишет в синих тонах, широкой кистью. Он спешит, выплескивая на холст душу…