Ольга стиснула голову руками, пытаясь успокоиться.
— И ушел. Не стал скрывать, что с огромной радостью взял деньги от Кирилла… мол, он все равно больше не мог со мной спать… устал от капризов, истерик… и вообще я вызываю только отвращение. Он ушел, а я… я позвонила маме. Признаюсь, была на взводе и наговорила много чего… плевать, не жалею… а она выслушала и так спокойно сказала, что случившееся закономерно… что если бы я научилась думать, то сама бы все поняла.
Заломленные руки. Закушенная губа.
Если она и притворяется, то делает это гениально.
— В тот вечер я решила, что жить мне незачем… дети… стали почти чужими. Она их забрала, поманила призраком богатства и власти… а больше у меня ничего не осталось.
— Вы…
— Наглоталась таблеток. У меня были… успокоительные… и снотворное хорошее… проблемы со сном. — Виноватая улыбка, и тянет обнять эту потерянную женщину, утешить, но что-то мешает Жанне подойти. — Я очнулась в больнице. Потом мне сказали, что Кирилл решил меня проведать… беспокоился… чушь какая. Он мертвый, как мать, он не умеет беспокоиться… и, наверное, она ему приказала. Явился. «Скорую» вызвал… Зачем? Продержали несколько недель… по официальной версии, я ошиблась с дозировкой… перенервничала несколько… из больницы привезли сюда, чтобы, значит, под присмотром находилась.
Ольга распрямила плечи:
— Если ты не уедешь сегодня… сейчас… если ты позволишь ей распоряжаться собой, то будешь как все мы — марионеткой на веревочках. Она заберет у тебя твою жизнь, а взамен подсунет призрак золота. Не слушай ее, деточка. Не поддавайся. Беги, пока можешь…
— Спасибо.
— За что?
— За предупреждение.
Ольга усмехнулась:
— Ты ведь все равно не уйдешь, верно?
К ужину позвонили в гонг.
И Жанна, кинув прощальный взгляд в зеркало, в котором отражалась не она, а какая-то другая женщина, красивая и уверенная в себе, пожалуй, чересчур уж уверенная, вышла. Она спускалась в столовую со странным предчувствием, что еще немного и жизнь ее в очередной раз изменится.
— А вот и наша бедная сиротка, — Алла отсалютовала бокалом красного вина. — Мы уже начали бояться, что ты не придешь… Милое платьице… Откуда?
— Подарок.
— Чей?
— А тебе какое дело?
Как ни странно, но на такой ответ Алла не обиделась.
— Надо же! — воскликнула она так, что все собравшиеся в столовой обернулись. — А у нашей крошки и зубки есть! Пока еще есть…
Это Алла добавила очень тихо.
— Хорошо выглядишь. — Кирилл подал руку, и Жанна приняла ее, исключительно чтобы позлить кузину, которая резко отвернулась и вино допила одним глотком.
— Желтая, — сказал Игорек, указывая на Аллу. — Совсем желтая стала!
Скорее белая от злости.
И плевать.
Ужин проходил в торжественном молчании. И Жанна, место которой оказалось подле Алиции Виссарионовны, исподволь рассматривала участников.
Кирилл привычно спокоен, явно думает о чем-то своем. Николай ковыряется в тарелке, он или не голоден, или увлечен своими расчетами. Игорек пытается рисовать соусом на тарелке.
Ольга спокойна.
Алла, лишенная своего места, которое почитала законным, злится. И злость запивает вином, бокал за бокалом, но выглядит по-прежнему трезвой.
Алиция Виссарионовна сегодня в черном, и мрачный этот цвет ей не к лицу. Она почти ничего не ест, но тоже смотрит. И взгляд ее, равнодушный, скользит от одного домочадца к другому, подрагивают паучьи пальцы, точно Алиция Виссарионовна перебирает людей, собравшихся за этим столом.
Но вскоре это ей надоело.
Алиция Виссарионовна подняла бокал, правда, не с вином, а с водой, и вилку. Звук вышел резким, раздражающим.
— Прошу вашего внимания, — подниматься она не стала, но в том не было нужды. — Я хочу сделать объявление…
Алла хмыкнула и допила вино.
Игорь завершил композицию из спаржи и зеленого гороха. Николай поднял взгляд от тарелки. Ольга провела аккуратно подпиленными ноготками по жемчужинам, точно пересчитывая их.
Кирилл остался неподвижен.
— Полагаю, вы все в курсе того, что жить мне осталось недолго. Полагаю даже, что сие печальное для меня обстоятельство для вас таковым не является. — В голосе Алиции Виссарионовны прорезалась насмешка. — Более того, полагаю, что вы все с нетерпением ждете, когда же я избавлю вас от своего общества.
Она улыбалась, и пожалуй, что искренне.
— Также вы в курсе, что в нашей семье нет привычки дробить капитал и основную долю моего состояния получит кто-то один. Остальным придется довольствоваться ежемесячными выплатами…
Алиция Виссарионовна замолчала, позволяя домочадцам доосмыслить сказанное.
— Завещание было составлено давно… но любое завещание можно изменить, что, собственно говоря, я и собираюсь сделать.
— Неужели? — буркнула Алла, потянувшись к бутылке. — Дай угадаю, бабуля: ты решила, что вот это… недоразумение и будет наследницей?
— Именно, дорогая моя внучка. Это, как ты изволила выразиться, недоразумение избрал пояс…
— Надо же!
— Мне ли напомнить, что ты и в руках его не удержала?
— Мне просто стало дурно… совпадение… ты слишком много внимания, бабуля, придаешь совпадениям! При твоем здравомыслии и такой махровый мистицизм…
— Именно мое здравомыслие и не позволяет мне игнорировать факты. И да, дорогая, ты всецело права. Я собираюсь сделать Жанну моей единственной наследницей…
Тишина, воцарившаяся за столом, была напряженной. Она длилась и длилась, а потом Игорек тряхнул головой и сказал:
— Берлинская лазурь… хороший цвет. Мне больше красная гамма по душе, но берлинская лазурь весьма подходящий вариант…
— Прекрати нести чушь! — Алла нашла, на кого направить свой гнев.
— Это не чушь. Берлинская лазурь всяко лучше желтого, — возразил Игорек, пальцами разрушая им же созданную композицию. Горох он отправлял под тарелку, а спаржу — в рот.
— Ненормальный… Все вы тут ненормальные! Мама, ты что молчишь? Ты… скажи ей… Господи, да это же полное безумие! Появляется девица из ниоткуда. Раз, и в дамки… я всю жизнь… я жилы рвала… я делала все, чтобы понравиться ей… а она… она только смеялась! И сейчас смеется! Мама!
— Алла, ты пьяна, — спокойно ответила Ольга.
И улыбнулась.
— Я пьяна? Да! — Алла поднялась, она стояла, слегка покачиваясь, опираясь о спинку стула, но и этой опоры было недостаточно. — И что? Подумаешь, пьяна… зато нормальна… а вы все здесь… вот скажи, бабуля, почему она? Она ведь… Кто она? Никто! Учительница школьная! Боже мой, у нее даже образования экономического нет!