Все, да не все.
Была у нас в дачном поселке бригада маляров. Две женщины и мужчина. Работали, кстати, неплохо и, в общем, недорого.
Бывало, прожду их целый день. Нету! И телефон ни у кого не отвечает. Назавтра иду по поселку, вижу – вот они идут, голубчики.
Здороваются как ни в чем не бывало.
Я говорю:
– Сергей! Наташа! Люба! Вы что? Мы ведь договорились, что вы придете?
– Ну да, – степенно отвечает Сергей.
– Что вы в четверг, вчера то есть, придете к восьми утра?!
– Ну да, – кивает он.
– Где ж вы были?! Я вас ждал! Я специально заранее, с вечера приехал!
Сергей смотрит на меня сквозь старенькие исцарапанные очки и достойно, невозмутимо, негромко, как-то даже величественно, почти что царственно говорит:
– Обстоятельства изменились.
И разводит руками.
Что это за обстоятельства, я понял чуть позже.
В следующий раз они сказали, что работают у нашей соседки. И что она их очень задерживает, прямо вот не выпускает с участка.
Я решил соседке позвонить.
– Здрасьте, – сказал я. – Это Денис Драгунский… Я насчет маляров.
– Я уж собралась вам звонить, – сказала она. – Когда вы их отпустите ко мне?
Оказалось, эти орлы работали в третьем месте.
тщетны были бы все усилья
«Один раз он не пришел вечером, – рассказывала Нина Павловна. – Девять, десять, одиннадцать. Сотовых тогда не было, восемьдесят третий год. Мы только поженились, Леночке полгодика. Да у нас вообще телефона не было! Двенадцать ночи. Что делать, куда бежать? Я одна с грудным ребенком. Вдруг меня такая злоба взяла. Думаю: придет пьяный, весь в помаде. Хотя никогда такого не было. Но я вот так себе представила. И я ему скажу: „Вон отсюда, не нужен ты мне! Не пропадем без тебя! Уходи!“
И только приготовилась – явился. Весь пропотел, руки черные. Смеется, извиняется и восемьдесят рублей мне протягивает, красненькими десятками. Их с ребятами позвали что-то монтировать, левая работа. И он поехал, денежку сшибить. Для дома, для семьи. Восемьдесят рублей! Тогда это была сумма. Он получал сто пятьдесят примерно, а я на пособии сидела.
Я его обнимаю, свитер с него снимаю, а у самой настроение ужасное. Как будто что-то отняли. Кусок изо рта выдернули. Почему?
И вдруг обмираю. Поняла! Потому что я хотела его выгнать. Повод искала.
Но почему, спрашивается?
Сама не знаю.
Красивый, умный, добрый. Аккуратный. Бреется электробритвой. С утра бритва зудит, спать не дает. И перед сном. Перед сном-то зачем? „А чтоб тебе было приятно целоваться“. Ага, понятно. „Тебе приятно?“ Приятно, приятно.
И придраться не к чему. Хороший отец. Ни разу на меня голос не повысил. Растет по службе, всё в дом. При Гайдаре у него с ребятами небольшой бизнес был. Другие – зубы на полку, а у нас всё есть. Потом в министерство устроился.
Наконец решила: хватит ждать. А то жизнь совсем пройдет. Тем более что Леночка уже на втором курсе.
Всё, думаю, сегодня скажу. Пришла домой, а там стол накрыт, вино, цветы. Ленка вся сияет. Кем-то там его назначили или куда-то выбрали, я даже не поняла… Но неудобно стало.
А еще через пять лет, то есть шестого апреля пятого года, время восемь тридцать, сижу в кресле, смотрю фильм по плееру, апельсин чищу.
Входит мрачный. „Нина, нам надо поговорить. Ты умная, ты всё поймешь. За Леночку не беспокойся, я ей буду помогать“.
Господи, думаю, неужели нашел себе кого-то?
– Уходишь от меня? – спрашиваю.
Он кивает.
А меня слеза прошибла. Плачу от радости, удержаться не могу. Хоть в сорок четыре, а всё-таки жить начну.
Вдруг вижу: он тоже заплакал.
Стал на колени, головой мне в живот уткнулся.
– Нинуся, прости меня. Я никогда тебя не брошу! Столько прожито, столько пережито… Никто меня так любить не сможет, как ты любишь!
А я как раз апельсин чистила, я же говорю.
Ножик маленький, но острый-острый.
Как вы думаете, мне дадут УДО? Я уже четыре года без замечаний».
рассказ моего приятеля
Мой приятель, художник Сева Ш., рассказывал:
«Был на соседнем факультете такой Саша, непростой парень, сын генерала и внук сталинского наркома, но они с матерью жили в коммуналке, очень бедно, потому что этот генерал их бросил довольно давно. Но это неважно.
Вот он однажды познакомил меня с очаровательными, чистейшими и милейшими девушками – он так выражался. Девочки были как две капли – близнецы. Лена и Ася. У одной пучок, у другой хвостик.
Недели две у нас был многоугольник: Саша влюблен в Лену и Асю; Лена и Ася обе влюблены в меня; а я всё никак не мог определиться.
Потом я выбрал Асю. Не специально. Как-то так получилось. А Саша оказался побоку.
Потому что Лена всё время была рядом с сестрой. Даже когда всё свершилось, она спала в углу на диванчике. Я знакомил ее со своими друзьями. Ничего не выходило. Мы существовали втроем. Нет, с Леной у меня ничего не было. Хотя на самом деле было очень много. Мы мечтали, как я и Ася поженимся, а Лена будет жить с нами. Просто как Асина сестра. Иногда мы валялись на кровати втроем в обнимку – безо всякого, по-дружески.
Потом мне всё это стало, ну, не то что бы надоедать, а перестало вдохновлять. Хотя Ася была замечательная, и Лена тоже. Будущее показало».
– В смысле? – спросил я.
– Они потом обе мощно процвели, – сказал Сева. – Только не надо догадки строить, ладно?
– Ладно, – сказал я.
«Вот, – продолжал Сева. – Однажды была какая-то пьянка, и я увел Лену. Одну. В такси она дрожала, вцепившись мне в руку, и говорила, как ей стыдно перед Асенькой. Приехали, в прихожей поцеловались первый раз по-настоящему, и вдруг она спросила: „А ты меня любишь?“ Очень неприличный вопрос. Я сказал еще более неприличную фразу: „Я люблю другую женщину“. „Асеньку?“ – спросила она. „Нет“, – сказал я. „Кто же наша счастливая соперница?“ – „Наташа К.“, – сказал я.
Вот и вся история. Чудесные были девочки. Были, конечно, и ссоры, и обиды, и слезы, но слезы высыхали, и ясные серые глаза смотрели на меня с невозможной, нереальной какой-то любовью. И все эти бесценности я отдал за кошмарную, в сущности, тварь.
Но не могли же мы, в самом деле, жить втроем! А быть с какой-то одной – всё бы пропало. Потому что когда я похитил Лену и потащил к себе одну, всё стало сразу пропадать. Уже в такси.