– Да вовсе я не злюсь, – отмахнулся Юрий Данилович. – Я встревожен. Все то, что рассказал о сегодняшней Любе Аркадий Андреевич… Правильно ли мы поступаем? Может быть, есть какой-то другой путь? Лео, прошу тебя, подумай еще раз, пока не поздно…
– Ах, Джорджи, оставь! Ты добрый человек, но твой материализм высушивает тебя изнутри. Есть правда чувств, и она в глазах Господа важнее правды рассуждений!
– Лео, если бы ты проектировал свои здания, основываясь не на расчетах, а на чувствах, они немедленно рушились бы на головы заказчикам…
Летняя часть ресторана «Стрельна» напоминала тесно сжатый в пространстве загородный парк. Среди деревьев в огромных кадках, клумб с цветами, оплетенных плющом решеток – веранды, ротонды, фонтаны, беседки, ручьи с перекинутыми через них ажурными мостиками…
На нескольких сценах выступали танцовщики, певцы и певицы (в том числе и цыганские), фокусники, эквилибристы. Различить среди них Любу профессору и архитектору никак не удавалось. Вроде бы похожей показалась девочка, подававшая инвентарь и танцевавшая комический танец вместе с исполнительницей куплетов – массивной, густонакрашенной женщиной с крупными, оплывшими, но все еще правильными чертами лица… Но при чем тут цыгане?
В конце концов решили действовать официально. Буфетчик пригласил к столу хоревода Якова Арбузова. Цыган с седыми висками и умным темным лицом внимательно выслушал перебивавших друг друга господ. После долго молчал. Юрий Данилович занервничал: «Надо было не слушать Лео и сразу дать денег!» (когда обсуждали план разговора, Лев Петрович утверждал, что цыган (!) обидится (!!), если еще до начала сунуть ему некую мзду за содействие в деле).
– Сколько сразу доброхотов у девушки образовалось, – наконец задумчиво выговорил Яков. – Где только раньше были? И что теперь случилось?
– Понимаете, все, включая полицию, думали, что она погибла. Открылось случайно, – терпеливо объяснил Лев Петрович.
– Но она-то сама знала, что жива, – усмехнулся цыган. – Раз не объявлялась все эти годы, может, тому причины были?
– Вам эти причины известны? – живо переспросил Лев Петрович.
– Девочка… не совсем здорова, – сказал Юрий Данилович. – Плюс пережитое ею потрясение…
– Если вы что-то знаете, прошу вас, Яков, скажите, – настаивал Лев Петрович. – Я ведь хоть и в родстве с Любиным отцом, но не был знаком с ней самой, и теперь должен узнать как можно больше, чтобы обеспечить девочке…
– Люша по крови из ромалэ, – сказал Яков. – Это вам надо помнить в первую голову. Нрав у нее непростой, и способности есть к пению и танцам, от матери унаследованные. Это то, чему ее можно учить. Но станете ли вы учить, чтобы она в ресторане пела и плясала?
Оба мужчины отрицательно покачали головой.
– Вот видите, – спокойно констатировал Яков.
– Мы отблагодарим за содействие, – поторопился Юрий Данилович и чуть ли не подмигнул цыгану. – Как это у вас принято – выкуп, да?
Яша взглянул с иронией. Удивительно все же, как русские, веками живя рядом с ромалэ, умудряются ничего не понимать в их обычаях!
– Решать все равно Люше, – сказал он. – Силком с ней ни у вас, ни у меня ничего не выйдет.
– Здравствуй, дядя доктор, – сказала Люша. – Тебя студент навел? Я знаю, он про меня всюду вынюхивал… Упорный дурак…
Девушка была в гриме. Обведенные черным глаза, нарумяненные щеки, шаль с кистями, браслеты на тонких белых руках. Вблизи – жутковатое зрелище.
– Да, ты права, Люба, мне сказал о тебе Аркадий Андреевич. Между прочим, он не студент, а ординатор, то есть уже почти закончивший образование врач. Очень умный и достойный человек.
– Ладно, пускай. Что ж ты теперь хочешь-то, дядя? Лечить меня опять не надо, как и тогда… Молоточек-то при тебе? – улыбнулась Люша. – И это еще кто?
Лев Петрович переводил быстрый взгляд с одного собеседника на другого.
– Позволь тебе представить – Лев Петрович Осоргин, родственник твоего отца.
– Любовь Николаевна Осоргина, к вашим услугам, – сказала Люша и сделала книксен.
– Очаровательно рад! – воскликнул Лев Петрович, привставая.
– Она же Люша Розанова! – продолжила девушка и неожиданно прошлась колесом в проходе между столиками. Взметнулись цветные юбки с оборками, мелькнули в воздухе круглые коленки, подвязки на чулках и маленькие ботиночки. – Вуаля!
Мужчины оторопели. Яша Арбузов, стоящий поодаль, усмехнулся и подмигнул Глэдис Макдауэлл, прятавшейся в оплетенной виноградом беседке.
– Ох как интересно! – На бледных щеках Камиши от возбуждения заиграл румянец.
Рукоделие праздно лежало на ее коленях. Синие драпри с голубыми кистями прелестно окаймляли полную луну, заглядывающую в комнату сквозь перекрестье рамы и заливавшую подоконник серебряным светом. Свеча в витом кованом подсвечнике стояла на полу и снизу освещала лицо рассказчицы причудливым и даже жутковатым образом.
Отослав и уложив спать младших, все многочисленные домочадицы от двенадцати до тридцати лет собрались в гостиной послушать вновь обретенную экзотическую родственницу Любочку, которую папочка (дедушка, дядюшка) Лео отыскал в каком-то совершенно немыслимом месте и качестве. О деталях же этого поиска нельзя было и спрашивать, и даже с маман и бабушкой Камиллой папочка говорил о том, оглядываясь по сторонам, пугливым шепотом.
Люша сидела на козетке, сложив ноги как портной, и вот уже третий час, вполне наслаждаясь завороженным вниманием слушательниц, рассказывала таинственные истории из жизни Синих Ключей и окрестностей, перемежая их хитровскими байками, которые в рафинированной гостиной полуитальянской семьи дядюшки Лео воспринимались в одном ряду со страшными сказками. Особенный успех имела легенда о Синеглазке, и именно тогда была зажжена свеча: кто-то из девиц по свежему впечатлению взялся записывать ее золотым карандашиком в бархатный альбомчик.
– А что же про то, как знахарка Липа выдрой оборачивалась и ее крестьяне в сеть поймали? – переспросила худенькая девочка с длинным породистым носом. – Вы, Любочка, обещали после рассказать…
– Будет, ну будет! – мягко прервала молодую родственницу Анна Львовна – самая старшая и, безусловно, самая красивая дама из присутствующих в гостиной. – Вы уж измучили Любочку совсем. Она ж теперь с нами будет, наслушаетесь еще. А вы, Любочка, построже с ними – не давайте их любопытству собою вертеть. Надо вам и горлышко поберечь, завтра ведь учитель придет, а как вы петь станете, коли сейчас охрипнете?.. Степанида, будь добра, приготовь-ка ты Любочке на ночь стакан теплого молока и меду липового десертную ложку добавь и отвара льняных семян столько же… Выпьете, Любочка, уже в постельке, по глоточку, как бы смакуя, это голосу на пользу пойдет…
– Благодарю вас, Анна Львовна, – склонила голову Люша. Ее темные кудри были аккуратно убраны розовой лентой, руки отмыты, ногти подстрижены и отполированы, лицо выражало сложную смесь лукавства и умиротворения. – Я с удовольствием выпью. – («Моя удача, – подумала притом Люша, – что эту жуткую склизко-сладкую смесь с удовольствием потребляют все три комнатные собачонки!»)