Жанна на мгновение закрыла глаза и вздохнула:
– Эфедрой?
«Чертов Лемье», – подумал Гамаш.
– Уже две правды, – сказал он.
– Что такое эфедра?
Она спросила это так естественно, что у него возник вопрос: это любопытство или хитрость? Если она и в самом деле не знает, то она не виновна в этом преступлении.
– Сначала, пожалуйста, мой вопрос. Где вы были вчера?
– На холме.
– В старом доме Хадли?
По ее лицу пробежало и тут же исчезло выражение отвращения, словно резко подняли занавес и он увидел то, что находится за ним.
– Нет, не там. Я надеюсь, что больше ноги моей не будет в этом месте.
Она пристально посмотрела на него, пытаясь понять по его лицу, уж не собирается ли он просить ее об этом. Гамаш подумал, что такое выражение, вероятно, знакомо дантистам. Испуганные пациенты одними глазами просят: «Не делай мне больно».
Потом это мгновение прошло.
– Я была в другом конце деревни. В маленькой церковке.
– В Святом Томасе?
– Да. Она прекрасна. Я испытывала потребность побыть в тихом, мирном месте, чтобы помолиться. – Она заметила его замешательство. – Что? Колдуньи не молятся? Или мы молимся только падшим ангелам, а не тем, что висят в Святом Томасе?
– Я ничего не знаю о виканах, – сказал Гамаш. – Хотелось бы узнать.
– Пойдете со мной?
– Куда?
– Вы боитесь?
Нет, она не смеялась над ним.
Он задумался на несколько мгновений. У него было правило: не лгать подозреваемым. Не потому, что он был высоконравственным или соблюдал некую этику. Нет, он знал: если ложь будет выявлена, это ослабит его позицию. И старший инспектор Гамаш никогда не лгал. Не опускался до такой глупости.
– Я всегда побаиваюсь неизвестного, – признался он. – Но вас я не боюсь.
– Вы мне верите?
– Нет. – Он улыбнулся. – Я верю себе. И потом, у меня есть пистолет, а у вас, вероятно, нет.
– Да, вы правы, пистолет не мое оружие. Сегодня такой прекрасный день. Жаль проводить его в помещении. Я предлагаю всего лишь немного прогуляться. Может быть, дойти до той церковки.
Они немного постояли на веранде рядом с креслами-качалками и плетеными столиками, затем спустились по широкой лестнице и отправились на прогулку. Минуту или две шли молча. День был золотистый со всеми мыслимыми оттенками зеленого, только-только появляющимися. Грунтовая дорога наконец-то высохла, и в воздухе пахло свежей травой и почками. На лужайках и на деревенском лугу прорезались фиолетовые и желтые крокусы. Громадные поля ранних нарциссов стелились вокруг Трех Сосен, их ярко-желтые трубочки ловили солнце. Минуту спустя Гамаш снял с себя куртку и перекинул через руку.
– Очень спокойно сегодня, – сказала Жанна.
Гамаш не ответил. Он шел и ждал.
– Это похоже на мистическую деревню, которая появляется только для тех людей, которым она нужна.
– Вам она была нужна?
– Да, мне нужно было отдохнуть. Я слышала об этой гостинице и в последнюю минуту решила забронировать номер.
– А как вы о ней узнали?
– Мне попалась брошюрка. Габри, видимо, дал рекламу.
Гамаш кивнул. Солнце согревало его лицо.
– Ничего подобного со мной прежде не происходило. Никто никогда не умирал на моих обрядах. Никому не было причинено вреда. В физическом смысле.
У Гамаша на языке вертелся вопрос, но он решил промолчать.
– Люди часто слышат такое, что эмоционально их расстраивает, – продолжала Жанна. – Привидения, похоже, не слишком щадят человеческие чувства. Но по большей части контакты с мертвыми – это вещь очень спокойная, даже деликатная. – Она посмотрела на Гамаша. – Вы сказали, что ничего не знаете о виканах. Я полагаю, это означает, что и о наших ритуалах вы ничего не знаете?
– Так оно и есть.
– Спиритические сеансы – это ведь не явление призраков или привидений. И не экзорцизм. Это нечто другое. Они даже к смерти не имеют отношения, хотя мы и вступаем в контакт с духами мертвых.
– Так что же такое ваши сеансы?
– Это жизнь. И исцеление. Если люди просят провести спиритический сеанс, то, скорее всего, им требуется исцеление. На первый взгляд сеанс может показаться развлечением или игрой, чтобы убить время и напугать друг друга, но кто-то из присутствующих нуждается в решении какой-то проблемы, чтобы продолжать жить дальше. Им нужно избавиться от чего-то или кого-то. Вот этим я и занимаюсь. Это моя работа.
– Вы целитель?
Жанна остановилась и заглянула в темно-карие глаза Гамаша.
– Да. Все викане – целители. Мы знахарки, повивальные бабки, ведуньи. Мы используем травы и ритуалы, мы используем силу земли и силу разума и души. Мы используем энергию Вселенной и энергию духов. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы помочь исцелению раненой души.
– А их так много, раненых душ.
– Поэтому я и приехала сюда.
– Найти раненые души или отдохнуть от трудов?
Жанна хотела было ответить, но тут выражение ее лица внезапно изменилось. От серьезного и сосредоточенного к взволнованному. Она смотрела на что-то за спиной Гамаша.
Он повернулся, и на его лице тоже появилось озабоченное выражение.
Рут Зардо, прихрамывая, шла по дорожке, ведущей к ее дому, и крякала.
Жан Ги Бовуар без труда нашел «Ля мезон биоложик». Магазин натуральных пищевых продуктов располагался в Сен-Реми на рю Принсипаль, ровно против мини-маркета, в котором продавались сигареты, пиво и билеты Квебекской лотереи. Эти два магазина взаимодополняли друг друга в гораздо большей степени, чем можно было подумать: и тот и другой торговали надеждой. Надеждой на выигрыш в лотерею, надеждой, что еще не поздно развернуть вспять глобальное потепление. Надеждой, что натуральные продукты заглушат отрицательное воздействие никотина на организм. Сама Одиль Монманьи любила иногда подымить. Обычно после стаканчика – или бутылки – дешевого вина, купленного в мини-маркете.
Войдя в пустой магазин, инспектор Бовуар обратил внимание на странный, неестественный запах. Это был терпкий, темный аромат, словно в схватке сошлись всевозможные травы, благовония и порошки.
Иными словами, в магазине воняло.
За прилавком, положив руку на закрытую тетрадь, стояла хорошенькая пышная женщина лет под сорок или слегка за сорок. Волосы, дешево подстриженные и покрашенные, без затей обрамляли ее лицо. Она казалась приятной и ничем не примечательной. На мгновение Бовуару померещилось, что на ее лице появилось раздраженное выражение, словно он вторгся в ее частное пространство. Но она тут же улыбнулась. Это была заученная улыбка человека, привыкшего угождать.