– Если это чертовски трудно, – улыбнулся Гамаш, – то за такое мог взяться только человек, на чьей душе смертный грех.
– Совершенно верно. Наше наказание – провести вечность в поисках волонтеров.
– Значит, Хейзел была рада избавиться от этого?
– Пребывала на седьмом небе. Не исключено, что именно для этого она и привела туда Мадлен. Они были хорошей командой, хотя так не похожи друг на друга.
– А почему?
– Понимаете, в обществе Мадлен вам всегда было хорошо. Она много смеялась и умела слушать. С ней хорошо было веселиться, но, если вы заболевали или оказывались в нужде, на помощь вам приходила Хейзел.
– По-вашему, Мадлен была неглубоким человеком?
Клара ответила не сразу:
– Мне кажется, Мадлен привыкла получать то, что ей нужно. Не потому, что она была корыстной, просто так оно всегда происходило.
– Вы знали, что у нее был рак?
– Да. Рак груди.
– Вам известно, выздоровела ли она?
– Мадлен? – Клара рассмеялась. – Да она была здоровее вас или меня. Находилась в прекрасной форме.
– Она совсем не изменилась за несколько последних недель или месяцев?
– Изменилась? Нет, я так не думаю. Она мне казалась такой же, как и прежде.
Гамаш кивнул и продолжил:
– Мы полагаем, что вещество, которое ее убило, было подмешано в ее еду во время обеда. Вы не видели или, может, не слышали чего-нибудь необычного?
– В этой компании? Все нормальное у них вызвало бы тревогу. Но вы говорите, что ее убил кто-то за нашим обедом? Дал ей эфедру?
Гамаш кивнул.
Клара задумалась, вспоминая тот вечер. Принесли еду, разогрели, приготовили, расставили. Люди расселись. Раздали разные блюда.
Нет, все казалось естественным и нормальным. Ужасная мысль: кто-то сидевший за тем же столом отравил Мадлен. Но нельзя сказать, что Клару это удивило. Если это было убийство, то совершил его кто-то из них.
– Мы все ели одни и те же кушанья, сами себе накладывали еду. Может быть, яд предназначался для кого-то другого?
– Нет, – сказал Гамаш. – Мы отправили остатки еды в лабораторию – ни на одном блюде эфедры не обнаружено. И потом, вы сами накладывали себе еду, верно? Чтобы быть уверенным, что эфедра достанется именно Мадлен, убийца должен был подсыпать это вещество именно ей. Прямо в еду на ее тарелке.
Клара кивнула. Она видела руку, видела действие, но не человека. Она стала вспоминать людей, присутствовавших за обедом. Месье Беливо? Хейзел и Софи? Одиль и Жиль? Да, Одиль убивала стихи, но явно больше ничто не пало ее жертвой.
Рут?
Питер всегда говорил, что Рут – единственный знакомый ему человек, способный на убийство. Не она ли совершила убийство? Но ее даже не было на том спиритическом сеансе. Правда, может, ей и не обязательно было присутствовать.
– А сам сеанс не мог сыграть какую-нибудь роль? – спросила она.
– Мы полагаем, что сеанс был одной из составляющих. Как и эфедра.
Клара на ходу отхлебнула остывший кофе.
– Вот чего я не могу понять: зачем кому-то понадобилось убивать Мадлен именно тем вечером?
– Что вы имеете в виду? – спросил Гамаш.
– Зачем давать ей эфедру в разгар обеда? Если убийце нужно было сделать это во время сеанса, то почему он не действовал вечером в пятницу?
Этот вопрос не давал покоя и Гамашу. Зачем ждать до воскресенья? Почему не убить ее в пятницу вечером?
– Возможно, попытка была, – сказал он. – Вечером в ту пятницу ничего странного не случилось?
– Ничего более странного, чем общение с покойниками? Нет, ничего такого я не помню.
– А с кем обедала Мадлен?
– С Хейзел, насколько я помню. Нет, постойте, Мадлен не ездила обедать домой. Она оставалась здесь.
– Обедала в бистро?
– Нет, с месье Беливо. – Клара бросила взгляд на его дом, большой нескладный дом, обшитый вагонкой и выходящий на деревенский луг. – Он мне нравится. Он почти всем нравится.
– Почти, но не всем?
– Вы ничего не пропускаете мимо ушей? – рассмеялась она.
– Если я чего-то не замечаю или упускаю из виду, то эти вещи скапливаются, растут и забирают чью-то жизнь. Поэтому я стараюсь ничего не пропускать, – с улыбкой сказал Гамаш.
– Пожалуй. Единственный человек, который не симпатизировал месье Беливо, – это Жиль Сандон. Но Жиль Сандон и сам по себе личность. Вы его знаете?
– Он вроде работает в лесу, да?
– Изготовляет удивительную мебель. Но я подозреваю, что есть причина, почему он предпочитает работать с деревьями, а не с людьми.
– А как к нему относится месье Беливо?
– Мне кажется, он даже не замечает неуважительного отношения. Он такой обходительный и добрый. И на сеанс пошел, только чтобы составить компанию Мад. Я видела – ему это не нравится. Наверное, из-за того, что у него жена умерла.
– И он боялся, что она вернется?
– Может быть, – рассмеялась Клара. – Они очень любили друг друга.
– Думаете, он ждал ее появления на сеансе?
– Появления Жинетт? Его покойной жены? Никто из нас ничего не ждал. По крайней мере, в тот первый раз, в бистро. Это все было для забавы. И тем не менее он расстроился. Сказал потом, что плохо спал той ночью.
– Но на следующем сеансе все было иначе, – заметил Гамаш.
– Глупо было туда идти.
Она шла спиной к старому дому Хадли, но чувствовала на себе его взгляд.
Гамаш повернулся, ощущая, как где-то внутри его рождается холодок и охватывает все его существо, встречаясь с холодным влажным воздухом на коже. Он ощущал угрозу со стороны этого сооружения на холме, которое замерло, выжидая подходящего момента, чтобы напасть на него. Да нет же, все не так. Старый дом Хадли не нападает в прыжке. Он подкрадывается. Медленно. Почти незаметно. И в одно прекрасное утро ты просыпаешься, поглощенный его отчаянием и печалью.
– Когда тем вечером мы поднимались на холм, произошло нечто странное, – сказала Клара. – Мы двинулись в путь тесной группкой, разговаривали, но по мере приближения к дому разговоры почти прекратились, каждый шел сам по себе. Я думаю, этот дом создает одиночество. Я шла почти последней. За мной только Мадлен.
– Месье Беливо не шел рядом с нею?
– Не шел, как это ни странно. Он разговаривал с Хейзел и Софи. Они с Софи какое-то время не виделись. По-видимому, они дружат, потому что Софи за обедом села рядом с ним. Одиль, которая шла впереди, остановилась, и я прошла мимо нее. Потом я услышала, как они разговаривают с Мадлен у меня за спиной.