– Да, моя внешность иногда пугает людей, это правда, – признал Джонсон. – Но я скрываю лицо не из боязни доставить вам неудобство, а для того, чтобы сохранить анонимность.
– У каждого из нас свои секреты, Кейн, – вступился за него я. – И чем тщательнее их оберегают, тем меньше они должны нас беспокоить.
– Но мне кажется, вы знаете про меня все, – возразил Кейн.
– Сомневаюсь в этом, – сказал я. – Весьма сомневаюсь.
– Уверен, что у нас есть более важные дела, чем эта милая беседа, – заметил Манн. – Предлагаю не откладывать их больше.
– Совершенно верно, – согласился я. – Назовите район города, в который мы отправимся, и я пошлю Билли за кебом, а лучше за двумя.
– Кингс-Кросс, – объявил Кейн. – Мы начнем прогулку оттуда.
– Отлично, – сказал я и позвал Билли.
Кейн обернулся к Манну.
– А вы кто такой? – спросил он. – От вас пахнет полицией. Я объяснил мистеру Холмсу, что не хочу видеть этой ночью представителей власти.
– Он выполнил все ваши пожелания, – ответил Манн. – Я частный детектив, так же как и присутствующий здесь Уиггинс. Только я в основном работаю за пределами Лондона.
– Мм… – Кейн снова принюхался. – Я чувствую запах травы и земли, но он мне не нравится.
– В таком случае я не стану приглашать вас на чай, – усмехнулся Манн.
Я зашел в комнату Ватсона за револьвером. Если все сложится удачно, я передам ему оружие на месте.
Билли крикнул снизу, что кебы ждут нас. Кейн снова опустил вуаль, и мы со всеми предосторожностями вышли на улицу.
Я ехал в одном кебе с Кейном, поскольку не желал ни на секунду упускать его из виду. Наши спутники следовали за нами во втором экипаже, где они могли разговаривать свободно. На самом деле они, вероятно, лишь слушали Челленджера. Я подумал о том, как счастливо все сложилось бы, если бы Джонсон задушил этого болтуна голыми руками еще до конца поездки. Тогда остаток вечера прошел бы более спокойно. К сожалению, моим надеждам не суждено было сбыться.
Когда мы добрались до Кингс-Кросс, Кейн повел нас мимо вокзала в лабиринт переулков, окружающих железнодорожные пути.
Вскоре мы вышли к насыпи и зашагали вдоль рельсов. Чуть ли не каждую минуту рядом с нами проезжал паровоз, громко и беспорядочно стуча поршнями.
– Будьте осторожны, – сказал Кейн, словно мы действительно нуждались в особом предупреждении. – Уже стемнело, и поезд может отрезать вам ноги, прежде чем машинист успеет что-то разглядеть. Мы для него все равно что мухи, жужжащие над ухом у слона.
В его собачьей голове порой возникали довольно поэтические образы.
– Однажды я видел, как человек здесь покалечился, – отозвался Джонсон. – Выпил лишнего, понимаете? Упал на рельсы и вытянул руки, чтобы защитить лицо от удара. И р-р-раз! – Он изобразил проносящийся мимо поезд. – Одно мгновение, и дневной колчестерский экспресс отхватил ему руку чуть ниже плеча. Даже не притормозил. Вероятно, никто там и не понял, что произошло. Парень, следует признать, и сам долго не мог сообразить, что к чему, и, только когда решил погрозить кулаком машинисту, обнаружил, что рука стала короче.
Уиггинс рассмеялся, и в то же мгновение мимо с грохотом промчался еще один паровоз.
Через несколько минут Кейн остановился и показал на крышку канализационного люка.
– Нам сюда, – объявил он, вытаскивая ломик из кармана пальто.
– Позвольте мне. – Челленджер взял у него инструмент, легко поддел крышку, словно она была невесомой, а затем с улыбкой возвратил лом Кейну. – Моя сила не только в разуме.
– Не только, – буркнул Кейн. – Еще вы на редкость упрямы.
– Давайте все-таки попробуем не ссориться, хорошо? – попросил Уиггинс. – Не сомневаюсь, что нас ожидает достаточно других неприятностей, ни к чему устраивать драку между собой.
Кейн не ответил ему, а просто указал на открытый люк.
– Прошу вас.
Уиггинс повернулся к уходящей в темноту лестнице и вздохнул. Затем взглянул на меня, прося разрешения спуститься первым. Я не стал возражать.
Следом за ним отправился Манн, потом Джонсон и Челленджер, слегка раздраженный тем, что пришлось дожидаться своей очереди. Наконец наверху остались только мы с Кейном.
– Думаю, вы будете следующим, – сказал я. – И покажете нашим друзьям, в какую сторону идти.
– Все еще не доверяете мне, да? – спросил Кейн.
– Разумеется, не доверяю, – признал я. – Я не настолько глуп.
Нервная усмешка Кейна напоминала голодный оскал хищного зверя.
– Это мы еще поглядим, – ответил он и начал спускаться.
Я последовал за ним.
В тоннеле было тяжело дышать. Не только из-за запаха сточных вод и плесени, угнетала сама атмосфера древности и затхлости. Верхний мир почти не ощущался в подземелье. Свежий воздух, чистое холодное дыхание зимнего бриза никогда не долетали сюда. Это был мир гнили и нечистот, мир Моро.
– Мне доводилось бывать во многих неприятных и опасных местах, – сказал Челленджер. – Я задыхался в серных испарениях действующего вулкана, долгое время провел в зловонии летнего Дели, где мое обоняние постоянно атаковал запах свежевыпотрошенного буйвола. И все же здешние ароматы, несомненно, самые ужасные.
– Мы отправились не в туристическую поездку, – напомнил Кейн. – Мы пришли сюда по делу.
– Весьма темному делу, – уточнил Уиггинс.
– По этой причине, – отозвался Джонсон, чиркая спичкой и зажигая фонарь, – нам не помешает немного света.
– Неужели вы не можете без него обойтись? – прошипел Кейн. – Мне не нравится так откровенно изображать из себя мишень. Они заранее узнают о нашем приближении.
– Да, но я не вижу даже собственного носа, – возразил Джонсон. – Как прикажете мне выбирать дорогу?
Я понимал, что Кейн в чем-то прав, но будет еще хуже, если мы переломаем себе ноги в темноте.
– Мы не сможем обойтись без света, – объявил я. – Придется смириться с этим и двигаться дальше.
– В экспедициях часто приходится искать компромисс, – вновь заговорил Челленджер, как только мы тронулись с места. – Помню, во время особенно трудного похода вдоль берега Амазонки мне пришлось…
– А без его болтовни мы тоже не можем обойтись? – спросил Кейн. – Уверен, что его вопли слышны за много миль отсюда.
Разумеется, в этом я готов был с ним полностью согласиться, но Челленджер не дал мне такой возможности.
– Все, с меня довольно! – взревел он, принимая боксерскую стойку. – Я долго терпел возмутительные выходки этого недочеловека! Мы не сделаем больше ни шагу, пока я не научу его вежливости.