Так же, не поднимаясь на ноги, он вернулся на место и мягко закрыл дверь. Вся операция заняла меньше минуты.
Через час похоронная процедура завершилась, и людская река потекла обратно. Теперь она не была столь плотной и организованной: мужчины возвращались с кладбища небольшими группами, на ходу тихо переговариваясь между собой. Поскольку мавлид [8] проводится только на седьмой день, к Дадашу уже не заходили – соседи расходились, а приезжие разъезжались по домам. Хозяин проводил уважаемых людей до машин.
– А где Маомад? – спросил Оловянный, когда они подошли к стоянке.
Абу-Хаджи недовольно скривился.
– Я ему больше не доверяю!
Дадаш сжал зубы. Он смотрел в сторону и старался не встречаться взглядом с амиром Дагестана. Оловянный, наоборот, огорченно покачал головой, выражая сочувствие старшему, которого постигло такое разочарование. Они пожали друг другу руки, и Абу-Хаджи сел в свой джип. «Ниссан Патрол» развернулся и направился к выезду из села, машина сопровождения двинулась следом.
Оловянный и Абрикос задержались. С Дадашем и несколькими знакомыми они снова осматривали место, куда упала пуля, оглядывались по сторонам, обсуждая, откуда она могла прилететь. Но к одному мнению так и не пришли. Наконец, распрощавшись с собеседниками, они собрались уезжать. Оловянный, жестикулируя, рассказывал своему нукеру, как они поедут, Абрикос внимательно слушал и кивал. При этом Оловянный, будто невзначай, постучал по капоту «Лендкрузера». Лежащий в полумраке Джин послал радиосигнал.
Откуда-то издалека донесся глухой взрыв, будто разорвалась мощная авиабомба. Дадаш вздрогнул, испуганно оглянувшись по сторонам. Он почувствовал… Он почти наверняка знал, что это за взрыв. Отрешённо он смотрел на насторожившихся людей вокруг. Свадьба – выстрел, похороны – взрыв… Это просто проклятие какое-то!
– Прости, брат, я поеду, посмотрю, – Оловянный поспешно пожал ему руку и залез в машину.
Мага Маленький резко взял с места.
– Ну как? – спросил Оловянный, когда они отъехали.
– Никто не видел, – замогильным голосом отозвался Джин. – Я уже уссыкаюсь. И жрать хочу!
– Держи садак [9] , – амир, не глядя, сунул назад завернутый в лепешку кусок мяса. – А ссать – потерпи!
– Ну, хоть музыку какую-нибудь включите, – недовольно пробурчал подрывник.
– На, слушай! – Мага Маленький включил приемник. И со смехом добавил:
– Только не обоссы мне салон!
Музыка была не очень зажигательной, но голодный и озабоченный своей проблемой Джин не протестовал: он жадно ел.
Машины Абу-Хаджи они нагнали через несколько километров. «Ниссан Патрол» лежал на обочине, от него мало что осталось: кузов разорван, как консервная банка, колеса оторваны, обломки охвачены пламенем. С первого взгляда было ясно, что внутри никто не уцелел.
«Ниссан Кашкай» посекло осколками, перевернуло взрывной волной и отбросило в сторону, из него с трудом выбирались оглушенные охранники. У двоих из носа и ушей текла кровь.
На дороге осталась воронка диаметром метра полтора и глубиной сантиметров пятнадцать.
– Переборщил ты, Джин, – довольным тоном сказал Оловянный. – И половины хватило бы!
А потом деловито приказал водителю:
– Тормози, Мага! Надо ребятам помочь!
Все трое выскочили из машины и, оставив дверцы открытыми, подбежали к «Ниссан Кашкаю». Сзади притормозила «девятка», к ним присоединился Абрикос со своими людьми. Все вместе они оттащили пострадавших подальше от перевернутой машины. С шофером пришлось повозиться – его зажало между рулем и сиденьем. Когда его все же вытащили, оказалось, что у него сломана шея и он не дышит. Еще двое были ранены осколками. Все четверо находились в шоковом состоянии.
– Бери мою машину и вези их в больницу, – приказал Оловянный Абрикосу. – А я с Магой и парой ребят на твоей в Балахани поеду. Освободишься, подтягивайся к Омару!
– Сделаю, командир!
Трем раненым помогли забраться в джип, одного пришлось нести.
– По сообщению МВД, обстановка в республике сегодня спокойная, – доносился из «Лендкрузера» бодрый голос диктора. – Жители сел Узергиль и Кухты, из которых были родом так называемые амиры, застреленные на этой неделе, заняты обычными в таких случаях траурными мероприятиями: дома погибших открыты для желающих выразить соболезнование, а на кладбищах читаются молитвы над свежими могилами…
Бензобак «Ниссан Кашкая» взорвался, пламя выплеснулось наружу. Теперь горели обе машины. Джин утолил первый голод и, отойдя в сторону, с облегчением мочился. День прошел удачно, он сработал хорошо, и вполне может заменить Сапера!
Перегруженный «Лендкрузер», тяжело покачиваясь на неровностях дороги, вез выживших охранников Абу-Хаджи в больницу. Это был благородный жест амира Оловянного.
Село Камры
Районная больница располагалась в старом одноэтажном саманном здании – длинном, с облупленными стенами и тусклыми окнами. Пациентов было немного: тяжелых больных везут в город, а легкие лечатся дома. Поэтому дежурный врач здесь не перегружен работой и может себе позволить спокойно выпить чаю. Но это занятие внезапно было прервано.
– Абдулатип Магомедзагидович! – медсестра встревоженно заглянула в кабинет, где седой пятидесятилетний мужчина с пышными усами и полными розовыми щеками смотрел по стоящему на холодильнике небольшому телевизору «Кавказскую пленницу». На столе перед ним, рядом со стопкой историй болезни, стояла наполовину выпитая чашка с калмыцким чаем и блюдце с нарезанным ломтиками даргинским сыром.
– Там двое военных, вас спрашивают…
Врач вместе с креслом развернулся к двери и без обычного удовольствия оглядел симпатичную девушку. Из-под безукоризненной белизны колпака контрастно выбивалась прядь чёрных волос. Но сейчас он не обращал на такие милые детали никакого внимания.
– Они именно меня спрашивают, Мадиночка? – в голосе звучала тревога. Визиты военных обычно не сулят ничего хорошего. Если, конечно, они не выступают в качестве пациентов…
– Они не ранены? – с надеждой спросил врач, лихорадочно вспоминая, кому за последнее время он оказывал помощь и кто из пациентов мог относиться к НВФ.
– Нет, с виду никаких травм у них нет, – ответила Мадина. – А спрашивают не обязательно вас – любого врача…
От сердца несколько отлегло. Хотя… Может, по фамилии не знают, опознавать будут…
– Сейчас подойду, пусть в коридоре подождут…
Медсестра исчезла, а Абдулатип Магомедзагидович вздохнул, выключил телевизор, поправил белый халат, надел колпак и, собравшись с духом, вышел в пропахший традиционными больничными запахами коридор.