Песок нависал над ними всей махиной, стенки ущелья точно сошлись между собой, сжимая пространство, под ногами хлюпала вода. Илья перешагнул через промоину в песке, дождался, пока Лера окажется рядом, и пошел навстречу Кузнецовой.
— Осторожно! — прошептала Лера. — Вдруг, она тут не одна.
«Это запросто». — Илья невольно огляделся по сторонам, никого, разумеется, не увидел, но шаг ускорил, под ногами довольно громко заскрипел крупный мокрый песок. Кузнецова будто ничего и не слышала, она стояла к Илье боком и поправляла волосы, откидывала их с лица. И при этом не расставалась с той самой красной сумкой — она висела у Кузнецовой на локте и по виду была довольно тяжелой. «Кирпичи у нее там, что ли?» — Илья перемахнул через очередной изгиб ручья, и тут женщина повернула голову, посмотрела на приближавшегося человека, прищурилась и вытянула шею.
«Ботва» на макушке и висках «помидора» безобразно растрепалась, лицо у Кузнецовой было багровым то ли от ветра, то ли от напряжения — орала-то она долго и довольно громко, а на щеках виднелись мокрые дорожки от слез. «Сволочь ты», — подумал про себя Илья, понимая, что смс от имени пропавшей дочери — это более чем жестоко, однако Кузнецова как-то причастна к гибели Макса и должна за это ответить. Сейчас ответить, немедленно, сию секунду.
— Привет, — сказал, подходя ближе, Илья, — к дочке пришла? И где же она?
Кузнецова непонимающе уставилась на него, не узнала, судя по ее виду, кое-как собрала с лица волосы, прижала их ладонью к макушке, потом посмотрела куда-то вбок. И тут физиономию у нее перекосило, как перед истерикой, рот пополз на сторону, глаза закатились, лоб покрылся испариной. Илья обернулся на всякий случай, но никого, кроме Леры, там не увидел. Девушка стояла на полшага позади и пристально смотрела на Кузнецову, но пока молчала, и по ее виду было понятно — это ненадолго. Кузнецова закатила глаза, промямлила что-то неразборчиво, колыхнулась всей тушей, и Илье показалось, что тетку сейчас хватит удар, но нет — та неожиданно легко развернулась на каблуках и побежала по песку, и довольно быстро, вспахивала его каблуками и не забывала прижимать к груди тяжелую сумку из красной кожи.
— Ах ты сучка, — выдохнула Лера и вместе с Ильей сорвалась с места. Впрочем, почти сразу отстала, а он кинулся вперед, не чуя земли под ногами, видел перед собой только растрепанный «помидор», вокруг которого колыхалась паутина. Все просто — Кузнецова поняла, что ее, мягко говоря, кинули, и пытается удрать, да только напрасно старается. Илья мигом догнал ее, толкнул между лопаток и успел прихватить за ворот темно-синего балахона. Тетка свалилась на колени, уронила очки и зашарила руками по песку. Нашла, нацепила на нос и подняла голову, посмотрела вверх. Во взгляде было столько ненависти, отчаяния и злости, что Илья невольно передернулся, и, не дав тетке подняться на ноги, потащил ее по песку и воде к покосившемуся экскаватору, желто-ржавому, мощному и древнему, как мамонт или доисторический кит. Толкнул к огромной, обляпанной окаменевшей грязью гусенице, сам встал напротив, огляделся.
Позади озеро, до другого берега метров триста, а то и пятьсот, и вероятность, что оттуда прилетит пуля, стремится к нулю. Справа и слева открытое место, песок лежит неровными грудами, но они невысоки, растительности почти нет, и спрятаться там с «оптикой» будет проблематично. А все остальное загораживает стальная проржавевшая туша, ветхая, проеденная коррозией, но еще способная остановить бронебойную и зажигательную пулю, да что там пуля, он прямое попадание «лимонки» переживет и не поморщится.
Кузнецова тяжело повернулась, кое-как угнездилась спиной к гусенице и вдруг вскинулась, приподнялась и зашипела сдавленно и с ненавистью:
— Не подходи, сгинь! Почему ты не сдохла?
— Не дождешься, гадина. — Лера остановилась рядом с Ильей. — Я тебе говорила — мой ангел сильнее.
И принялась отряхивать от песка джинсы и кроссовки.
— Где он? — спросил Илья Кузнецову. — Где твой ангел? Звони ему, сюда зови, скажи, что для него есть работа.
Мелькнула шальная мысль, что вдруг получится, и Кузнецова вызовет снайпера сюда, хоть и понимал прекрасно, что это невозможно. Тетка исполнителя и в глаза-то никогда не видела, не по чину ей с наемными убийцами толковать. Но вдруг, чем черт не шутит…
— Не могу, — сказала та, — я не знаю, как его найти, он сам приходит.
Ладно, сам так сам. Тогда попробуем по-другому.
— Я понял, — не стал спорить с ней Илья, — а кто его послал — знаешь? Звони ему, сейчас же.
Кузнецова и ухом не повела, сняла очки, вытерла стекла краем балахона, нацепила обратно, и все это с таким видом, будто ее смертельно оскорбили. Заглянула в сумку, снова закрыла ее на молнию и дернулась было подняться, но Илья толкнул тетку обратно. Кузнецова тяжело плюхнулась на место и с силой приложилась спиной к сползшему траку гусеницы, охнула и прижала сумку к животу.
— Звони, — с угрозой повторил Илья, — звони, тварь. Сейчас же.
— У него нет телефона, он ему не нужен. Он и так знает про нас все, ему служат ангелы, — проговорила та, перекрестилась, возвела глаза к небу и зашептала: «И прости им долги наши, как и мы оставляем должникам нашим…»
Лера сунулась было вперед, но Илья остановил ее, приложил палец к губам. Тут нахрапом не возьмешь, тут надо аккуратнее. У тетки не все дома, это и без монокля видно, мозги у нее определенно потекли, и она запросто сочтет себя мученицей за веру, решив, что смерть от руки нехристя сродни гибели первомучеников, и заткнется наглухо. Однако и темп сбавлять нельзя, иначе она решит, что победила извергов одним лишь словом божьим.
— Про Макса он тоже от ангела узнал? Или от тебя узнал, гадина? — Илья сорвал у нее с носа очки и ударил потянувшуюся за ними тетку по рукам. — Говори, кому информацию сливала, или здесь останешься, даже костей не найдут.
Кузнецова вздрогнула, отдернула руки, обвела обоих крохотными зелеными глазками, снова вздрогнула, да так, что зубы стукнули. Илья отбросил очки вбок, наклонился и хлестнул тетку по лицу. Та отшатнулась и пробормотала:
— Я не могу, нельзя, скоро Света придет, мне домой надо…
Света — вот как звали ее дочь, вот кого она звала, пока металась по карьеру. Илья чувствовал себя последней сволочью, он переступал границу одну за одной, позади падали барьеры — моральные, этические, воспитания. Он точно перерождался в этот миг, точно менял одну шкуру на другую, и не мог сказать, что новая ему не нравится, или мешает, или жмет. В ней было непривычно и удобно, как в новом, собственными руками возведенном доме, а от старого не осталось и следа.
— Откуда придет, куда? — безжалостно добивал он женщину. — Думаешь, что твоя дочь через семь лет к тебе вернется?
— Он обещал, что вернется, если я буду верить, — бубнила Кузнецова, глядя на песок у себя под ногами. Она то ли успокоилась, зная, что ей ничего не грозит, то ли впала в какое-то подобие транса и даже слабо мотала головой — туда-сюда, как собачка на «торпеде» маршрутки.