— Я ученик Шарля Таллара. Вы не по моему поводу здесь, а? Меня зовут Гийом Массабьо.
— Почему вы не на занятиях?
Гийом Массабьо выдал в ответ первую пришедшую в голову чушь, выражавшую между тем его потаенные стремления.
— Это из-за отца, он вчера скончался от апоплексического удара.
— Соболезную, мой мальчик, — сказал Виктор, весьма удивленный, что сиротинушка ничем не показывает своего горя. — Поскольку директор вашего лицея сегодня не пришел на работу, не могли бы вы показать мне, где жил ваш преподаватель?
— Ну вот это вряд ли, зато я знаю, где он торчал целыми днями: в кафе на улице Жоффруа, называется «Фасоль». Развлекался там с Вилфредом Фронвалем, старым похотливым чемпионом по домино.
Виктор поблагодарил подростка, который оказался вполне неплохо осведомлен о привычках покойного, и тут вновь удивился, почему парнишка не носит траурную повязку.
Гийом Массабьо посмотрел ему вслед.
— Гори в аду, Шарль Таллар. Это тебе расплата за то, что ты издевался надо мной и даже выгнал на три дня из школы.
«Фасоль» больше напоминала кабаре, винный погребок. На ярко-алом фасаде выделялись черные двери, покрытые рисунками в виде нот и скрипичных ключей. Повсюду были расставлены и развешены арфы, флейты, гитары и сверкающие золотом трубы. Для всех и каждого, чтобы знали, под названием был написан девиз заведения:
Если выпить к нам бокал заведет дорога —
Знай, что музыку у нас нужно чтить, как Бога.
В небольшом зальчике три одиноких постояльца потягивали свои напитки. Аппетитный запах риса с креветками защекотал ноздри Виктора. Он подозвал официанта в голубом переднике. Тот, невзирая на то, что ему было явно за пятьдесят, хотя его и молодили соломенный чубчик и улыбка во весь рот, с юношеской резвостью подскочил к Виктору. Передвинув аккордеон на бедро, он исполнил:
Кто же поздно к нам зашел,
Кто же, милые друзья,
Был он весел, вижу я,
Только вот ни с чем ушел…
— Извините, что?
— Это я в стихотворной форме предупреждаю вас, что, если вы хотите поужинать, ничего не выйдет!
— Ну что поделаешь, довольствуюсь бокалом вермута с черной смородиной, — ответил Виктор, хотя желудок его протестовал изо всех сил.
Выпьем вместе, выпьем тут,
На том свете не дадут,
— пропел официант.
Вдруг откуда-то раздался высокий пронзительный голос:
— Корнелиус, спойте лучше этому запоздалом клиенту:
Люблю я галеты, люблю пирожок,
Куснуть бы его за румяный бочок!
Крупная женщина в красном потрепанном парике, одетая в национальный бретонский костюм, выскочила из кухни. Она не собиралась лишить себя удовольствия покрутиться в обществе такого симпатяги с тонкими усиками и блестящими глазами,
Это Анна Бретанская,
Королева в сабо,
— промурлыкала она, усаживаясь перед Виктором. Потом неожиданно воинственным тоном бросила вызов:
— Какая тональность? Давайте, отвечайте!
— Ну…
Она принялась искушать:
— Если угадаете, будете накормлены… Ну, прислушайтесь, сосредоточьтесь…
На волынке играя,
— Итак, какая тональность?
— До минор, — предположил Виктор.
— А вот и нет! Проиграли.
Возвращалась домой, —
С издевкой в голосе допел официант Корнелиус.
— Должен ли я после этого понять, что вы напечете мне блинов? — угрюмо спросил Виктор.
— Без вопросов, очаровательный невежда, вы находитесь во дворце дамы-тартинки, урожденной Каролины Монтуар, чей дед по матери был уроженцем Дуарнене, но все предки по отцу из Севильи, оле!
У любви как у пташки крылья,
Ее нельзя ни-и-икак поймать…
— пропела она, достигнув редчайшей пронзительности на верхах. А затем устремилась на кухню.
— Эмма Кальве по сравнению с ней микроб! — с уверенностью заявил Корнелиус.
Пальцы его пробежались по клавиатуре аккордеона.
— Хозяйка сама приготовит вам порцию паэльи, это честь, которой удостаиваются только высокие гости.
Трое других клиентов только смиренно вздохнули. И пяти минут не прошло, как Каролина Монтуар появилась с блюдом, завернутым в полотенце. Корнелиус принес приборы, и тарелка Виктора наполнилась паэльей, а его стакан — рубиновым вином.
— Чтобы не нарушать старинную традицию, я чокнусь с вами, — объявила хозяйка, усаживаясь на стул напротив Виктора. — За ваше здоровье! Какими судьбами оказались у нас?
Виктор, с набитым ртом, судорожно прожевал и постарался объяснить с максимальной любезностью:
— Ваше кафе неудержимо привлекает внимание. Однако честность заставляет меня признаться вам, что…
— Та-та-та, я вас умоляю…
Судьба, судьба, о роза в грязи!
— пропела она
— Я журналист, я пишу статью про убитого Шарля Таллара, который, как вы наверняка читали, был убит!
— Бедный паренек! И что его понесло на Монмартр?
Когда покидает тело душа,
Она улетает, крылами шурша,
И шепчет: о бедное тело,
Покидать я тебя не хотела!
— Один из его учеников был настолько любезен, что указал мне ваше заведение и рассказал, что здесь частенько бывает некий Вилфред Фронваль.
Каролина Монтуар возмущенно вскочила. Лицо ее было искажено от гнева.
— Он не солгал вам! Сколько я ни старалась показать ему свое недовольство, сколько ни смотрела на него волком, на этого филателиста на пенсии, а он все таскается к нам и таскается! Извращенец несчастный! Позор для всего мужского рода! — проорала она.
Корнелиус изобразил на своем инструменте легкомысленный мотивчик, и по его игривой физиономии было понятно, что г-н Фронваль ему скорее симпатичен.
— Тем не менее, мне надо с ним увидеться.
— Тут я ничем не могу вам помочь, знать не знаю, где он живет. Растворяется, понимаешь, в природе — верный знак, что совесть нечиста! Kenavo [44] , все это домино. Terminado [45] , ужин окончен, я закрываюсь, чпок! Рассчитайтесь с Корнелиусом.
Виктор вконец растерялся, но на всякий случай все-таки положил свою визитку на стойку на случай, если Вилфред Фронваль все же заглянет сюда. Корнелиус, впечатленный размером чаевых, заговорщицки подмигнул ему.